Говорят, что Федор Никитич по возвращении домой сказал своей жене: «Любезная! Радуйся и будь счастлива. Борис Федорович – царь и великий князь всея Руси». На что она в испуге отвечала: «Стыдись! Чего ради отнял ты корону и скипетр от нашего рода и передал их предателям любезного нашего отечества?», и жестоко бранила его, и горько плакала, и он, разгневавшись, в злобе ударил ее по щеке, а прежде и худого слова никогда ей не выговаривал. Говорят, что после того она советовалась с братьями своего мужа, Иваном и Александром, и их родственниками о том, как бы извести царя и весь дом его; но это известие неверно, ибо основывается на ложном свидетельстве, сделанном для того, чтобы найти повод погубить ее, и все это, как мы потом узнаем, было сделано по наущению Годуновых.

Меж тем сестра Бориса, вдовствующая великая княгиня Александра, постриглась в монахини, и народ с воем и плачем провожал ее до Девичьего монастыря, в полумиле от Москвы, на реке Москве, и здесь она простилась с народом, увещевая его слушаться во всем царя и молиться Богу, и она так прощалась, как будто расставалась с миром.

Борис пробыл несколько дней у своей сестры в монастыре, где она часто и строго укоряла его за все происки, спрашивая, какой ответ он даст Богу; она со слезами на глазах упрашивала его оставить царство и принести покаяние во грехах, дабы Бог простил его. Борис, оправдывая себя во многом, обещал так управлять царством, что надеялся смягчить гнев (toorne en gramscap) божий на свои грехи; сестра многое ему не прощала, но видя, что ее уговоры на него не действуют, она, вверив его промыслу божию, умоляла его царствовать так, как он обещал, и изъявила готовность помогать ему своими советами и молитвами, и так они расстались; после венчания на царство Борис часто бывал у нее.

И так как он, по их обычаю, не мог венчаться ранее 1 сентября, или нового года, то он хотел в это лето показать народу свое могущество и величие, разослав по всей стране указы, чтобы готовились к войне и войска собирались к Серпухову (lrpag) на реке Оке, ибо распустил слух, что там стоит крымский хан и надлежит выступить против него и дать сражение, но он сделал это лишь затем, чтобы явить свое величие и могущество, приобрести себе славное имя и заслужить уважение в народе. В мае назначено было собраться всем на реке Оке, куда со всех сторон стеклось такое войско, какого еще никогда не было у московского князя, ибо с царем явились из Москвы бояре, дворяне, придворные, офицеры и стрельцы (strelsen oft scutten), всего тридцать тысяч человек при пятистах тысяч воинов, готовых к бою; и лагерь простирался на 5 миль в длину и 5 миль в ширину по квадрату; сверх того, вдоль реки Оки были расставлены пушки и к прибытию царя посреди лагеря разбили целый город из шатров, где были залы, канцелярии, башни, конюшни, кухни, церкви – все так искусно устроено, что издали принимали его за красивый город; и войско было так неимоверно велико, что поистине нельзя было и представить; сюда прибыл из Москвы Борис со всем своим двором, оставив в Москве царицу с дочерью и патриарха Иова, оберегавшего московские святыни, и Степана Васильевича Годунова, оберегавшего в Москве царский престол.

В течение нескольких недель войска выезжали в поле на смотры и каждый старался отличиться перед царем: кто верховою ездою, кто оружием; меж тем ждали крымского посла, ибо Борис достоверно знал, что он приедет его поздравить, привезет подарки и заключит мир на несколько лет. Прибыв в лагерь, посол весьма удивился драгоценным украшениям, носимым московитами, благородными и воинами; и мир был заключен на несколько лет, и посол уехал.

Этот поход предприняли между прочим с тем, чтобы показать крымцам великую силу и устрашить их, хотя в этом году они и не думали выступать из своей земли.

И после того как царь пробыл около шести недель, к нему в лагерь пришло духовенство с крестами и хоругвями просить его возвратиться в Москву, каковую просьбу он исполнил и распустил все войско; все ратники отправлены были по домам, только один отряд иноземцев был послан на быстрых конях в степь, в татарскую сторону, дабы очистить землю от некоторых возмутившихся казаков; они возвратились, не найдя никого, и царь обещал заплатить тройное жалованье после венчания. И каждый возвратился к себе домой.

В год 1599 после Рождества Христова, 1 сентября, или в лето 7116 от сотворения мира, как пишут московиты, хотя и не могут доказать, почему они насчитывают больше годов, нежели показано в греческой Библии, совершилось венчание Бориса Федоровича царем всея Руси, а сын его объявлен царевичем московским[34]; и титул его, Бориса, писали в грамотах всем державам точно так же, как и титул Федора Ивановича, о чем мы уже говорили. Венчание на царство было совершено с большой пышностью и великолепием, и царский пир, весьма роскошный, продолжался восемь дней. Венчание происходило в храме Богородицы. Венец на голову Бориса надел патриарх в присутствии епископов и митрополитов, со многими церемониями, благословениями и каждением; и царь шествовал по золотой парче, постланной поверх пурпурового сукна по всем дорогам, по коим ему надлежало пройти ко всем церквам, по Кремлю и к дворцу и перед царем щедро разбрасывали золотые монеты, и каждый, сколько мог, подбирал их.

В Кремле, в разных местах, были выставлены для народа большие чаны, полные сладким медом и пивом, и каждый мог пить сколько хотел, ибо для них наибольшая радость, когда они могут пить вволю, и на это они мастера, а паче всего на водку, которую запрещено пить всем, кроме дворян и купцов, и если бы народу было дозволено, то почти все опились бы до смерти; но довольно о том писать, ибо сие не относится к предмету нашего сочинения.

Во время всеобщей радости царь приказал выдать тройное жалованье всем высшим чинам (oversten), дьякам (cancelieren), капитанам, стрельцам, офицерам, вообще всем, состоявшим на государственной службе. Одна часть жалованья выдана была на поминовение усопшего царя, называлась она Pominania, т. е. память, другая – по случаю избрания царя, третья – по случаю похода и нового года, и все по всей стране радовались, ликовали и благодарили Бога за то, что Он даровал им такого государя, усердно творя за него молитву во всех городах, монастырях и церквах.

Также призвал к себе царь бедных ливонских купцов, кои, будучи во времена тирана взяты в плен в Ливонии, были привезены в Московию и несколько раз им ограблены; Борис собственноручно поднес каждому из них кубок, полный меда, обещал быть государем милостивым, советовал забыть старое горе и даровал им полную свободу и права гражданства (burgerrecht) в Москве, наравне со всеми московскими купцами, а также дозволил им иметь церковь, где бы они могли молиться Богу по своему обряду, чем они и воспользовались; сверх того, каждого из них Борис ссудил деньгами без процентов (sonder interest), дав каждому сообразно с его достоинством: одному 600, другому 300 ливров, с тем чтобы на эти деньги они могли торговать и вести дела (negotieren en handelen) и впоследствии, по получении достаточной прибыли, отдали бы их обратно, и отпустил их жить с миром, ибо Борис был весьма расположен к немцам; в Москве говорят: «Кто умнее немцев и надменнее поляков?»