— К Мирам. В поместье старика Эверетта. К мисс Планкмен по двадцать восьмому шоссе. А еще в особняк, который в прошлом году купил тот богатей из Нью-Йорка.

— Ну и?.. Богатые люди. Иннис, наверное, стрижет их на дому. — Мне было приятно, что сам Кевин до этого не додумался.

— Ну да. Что же может быть общего между самыми богатыми людьми в округе? Они все стригутся у самого плохого в целом штате парикмахера. Даже у двух самых плохих парикмахеров: я и Денофрио видел. Они встретились у цирюльни, а потом разъехались в разные стороны. Денофрио наверняка поехал за реку в поместье Уилксов. Руди, тамошний сторож, говорит: либо Денофрио, либо Иннис каждый понедельник к ним наведывается.

— С богачами часто так бывает: экономят на всем, вот и за стрижку норовят поменьше заплатить, — пожал плечами я.

— Может, и так. Но самое странное не это. Самое странное вот что: они оба загрузили в багажник машины какие-то маленькие бутылочки. А от Миров, от Эверетта и Планкмен Иннис вынес большие бутыли. По два галлона — не меньше. Томми, они были тяжелые, туда явно что-то налили. Бутылочки из цирюльни наверняка тоже не были пустыми.

— И что в них? Кровь?

— Может быть.

— Вампиры вроде кровью питаются, а не развозят ее по домам, — засмеялся я.

— Может, кровь была в больших бутылках. Они ее забрали, а взамен отдали маленькие, из цирюльни.

— Ага. Кровь в обмен на тоник для волос!

— Томми, не смешно.

— Очень даже смешно! — Я нарочно засмеялся еще громче. — Молодцы твои вампиры — кусают только богатеев. Предпочитают кровь высшего качества!

Я катался по журналам с комиксами, задыхаясь от смеха, и старался ненароком не раздавить какую-нибудь электронную лампу.

Кевин подошел к окну и уставился куда-то в сгущавшиеся сумерки. Мы оба не любили, когда темнело рано.

— Ты меня не убедил. Но сегодня мы все выясним.

— Сегодня? — Я больше не смеялся. — А что сегодня будет?

Мой друг глянул на меня через плечо.

— На задней двери цирюльни старый замок. Я такой могу за секунду открыть: у меня есть детский набор для фокусов. После ужина пойду туда и все проверю.

— После ужина будет уже темно.

Кевин пожал плечами и снова посмотрел в окно.

— Ты что — один пойдешь?

Друг снова оглянулся на меня.

— А вот это зависит от тебя.

Я молчал.

Когда точат бритвенное лезвие о кожаный ремень, получается особенный звук — его ни с чем не спутаешь. На моем лице лежат теплые полотенца. Я спокойно и расслабленно слушаю, как парикмахер готовит бритву. В наши дни мужчины больше не ходят бриться к профессиональным цирюльникам, а я вот не отказываю себе в этом удовольствии.

Он убирает полотенца, промокает мне виски и щеки сухой тканью и в последний раз проводит лезвием по кожаному ремню. От горячих полотенец кожу на лице пощипывает, а к шее приливает кровь.

— В детстве один мой друг пытался меня убедить, что цирюльники на самом деле вампиры.

Мужчина молча улыбается. Он уже слышал эту историю.

— Мой друг ошибался, — сказал я, слишком расслабленный, чтобы поддерживать разговор.

Цирюльник больше не улыбается: его лицо становится сосредоточенным — он наклоняется вперед, помешивая в миске маленькой кисточкой, а потом мажет меня пеной для бритья. Затем приходит черед острой бритвы — ловким движением мужчина откидывает мою голову назад, и я подставляю горло под нож.

Закрываю глаза и чувствую прикосновение холодного лезвия к теплой коже.

— Говорил, за секунду откроешь! — рассерженно шепчу я. — А сам уже пять минут возишься с этим дурацким замком!

Мы с Кевином сидели на корточках возле задней двери цирюльни в переулке рядом с Четвертой авеню. Было холодно, из мусорного бачка неприятно пахло. На улице шумели машины, но шум этот словно доносился откуда-то из неимоверного далека.

— Давай уже!

Замок щелкнул, лязгнул, и дверь распахнулась.

— Вуаля! — сказал Кевин.

Он запихал свои проволочки, отмычки и прочую ерунду в игрушечный чемоданчик (кожаный, совсем как у настоящего фокусника), а потом ухмыльнулся и постучал по табличке на двери.

— Прекрати, — прошипел я.

Мой друг вошел в цирюльню, ощупью пробираясь в темноте. Я покачал головой и двинулся следом.

Дверь закрылась. Кевин включил маленький фонарик и взял его в зубы — точно как шпион в каком-то фильме. Я ухватился за полу его ветровки, и мы прошли по короткому коридору в большой зал.

Огляделись. На витрине и на двери жалюзи были опущены, и Кевин сказал, что фонариком можно пользоваться спокойно. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Тоненький луч отражался в зеркалах, выхватывал из темноты отдельные предметы: конторку, кресла в центре комнаты, стулья для посетителей, журналы, раковину, занавешенную снизу черной тканью. В коридоре мы нашли небольшую дверь, за которой прятался крошечный туалет. Ножницы и бритвы аккуратно лежали в шкафчиках. Кевин открыл ящики и все тщательно облазил, но обнаружил лишь бутылки с тоником, полотенца и два комплекта парикмахерских инструментов. Он взял бритву и открыл ее, свет заиграл на лезвии.

— Давай заканчивай, — прошептал я, — и уходим.

Кевин аккуратно положил бритву на место, и мы направились к выходу. Луч фонарика царапнул по стене, по дождевику на крючке и высветил что-то еще.

— Здесь дверь. — Мой друг отодвинул плащ в сторону и подергал ручку. — Вот черт. Заперто.

— Пошли отсюда.

Я уже давно не слышал ни одной машины. Весь город словно примолк и затаил дыхание.

Кевин снова взялся за шкафы.

— Где-то здесь должен быть ключ, — сказал он, на этот раз чересчур громко. — Наверняка лестница в подвал: дом-то одноэтажный.

— Пошли! — прошипел я, хватая его за куртку. — Надо уходить отсюда. Нас арестуют.

— Еще минутку…

Кевин замер на полуслове, а у меня чуть сердце не остановилось в груди.

Мы услышали, как в замке поворачивается ключ. В окне темнел чей-то силуэт.

Я заметался, хотел броситься бежать, но Кевин выключил фонарик, схватил меня за свитер и потянул вниз, под раковину, где как раз хватило места для нас двоих. Мы скорчились там, и мой друг задернул черную занавеску. Дверь открылась, и кто-то вошел.

В первые мгновения ничего не было слышно, только кровь шумела в ушах. А потом я понял: по комнате ходили двое. Тяжелая мужская поступь. Мне не хватало воздуха, я не мог ни выдохнуть, ни вдохнуть — боялся, что нас услышат.

Один из вошедших остановился возле кресла, а второй направился к дальней стене. Хлопнула дверь, потом спустили воду в унитазе. Кевин пихнул меня в бок. Я не решился ему ответить — под раковиной было страшно тесно, и я боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя. Так что просто задержал дыхание и ждал. Кто-то вышел из туалета и подошел к входной двери. Они даже свет не включили. Если бы это были полицейские, мы увидели бы через жалюзи мигалки патрульной машины. Кевин снова пихнул меня в бок. Я знал, что он имеет в виду: это Иннис и Денофрио.