Они ночевали на верхнем этаже; этот дом был чуть повыше окружающих, и из окна открывался вид на крыши Кадыкея. Приглушенное освещение гостиной не мешало отчетливо видеть все вплоть до Мраморного моря и шипастых контуров квартала Султанахмет на европейском берегу. Карл глядел в окно, и его вдруг накрыло странное, подобное галлюцинации ощущение, что он оставил позади нечто значимое, а расстояние между двумя берегами ни с того ни с сего стало увеличиваться. Они с Эртекин сидели в мягких креслах из искусственной кожи и смотрели в окно, а не друг на друга и пили. В Мраморном море стояли на якоре большие корабли, ожидая своей очереди выйти в Босфор. Их штаговые огни[44] подмигивали и слегка смещались.

Они уже прикончили полбутылки, когда Эртекин снова заговорила:

– Мы такого не планировали, вот что я тебе скажу.

– А ты знала, кто он такой?

– К тому времени уже знала. – Она было вздохнула, но, похоже, горло ей словно сдавило, и вздох не принес облегчения. – Думаешь, надо было прервать беременность, да? Зная все риски. Оглядываясь назад, я до сих пор не понимаю, почему мы этого не сделали. Наверно… Наверно, мы оба стали думать, что неуязвимы. У Итана такое чувство было с самого начала, это в духе тринадцатых. Он всегда вел себя так, будто пули должны от него отскакивать. Это бросалось в глаза, даже когда он находился в толпе.

Ее тон переменился, в голосе появились потаенные гневные нотки.

– А когда беременеешь, природа где-то внутри тебя ставит галочку и начинает нашептывать, что все, мол, хорошо, все правильно, все так и должно быть. И ты не думаешь о том, как будешь управляться с последствиями, просто решаешь, что управишься, и все тут. Перестаешь проклинать себя, что забыла сделать очередную противозачаточную прививку или что не заставила своего парня обрызнуться перед сексом спреем, что позволила собственной природе одержать над тобой верх, потому что теперь эта поганая биология твердит, что все будет хорошо, и твои критические способности просто растворяются. Ты твердишь себе, что законы о праве на генетическую конфиденциальность в Союзе строже, чем в любой другой точке Земли, и что законодательство и дальше будет развиваться в нужном направлении. Говоришь себе, что к тому времени, как все это станет важным для ребенка, который сейчас в твоем животе, ситуация изменится, паника насчет разбавления расы генетически модифицированными монстрами уляжется, не будет никаких Соглашений и охоты на ведьм. А когда все эти оправдания не срабатывают, и закрадываются сомнения, ты давишь их, говоря себе, эй, да вы же оба копы, оба служите в полиции Нью-Йорка. Вы – именно те, на ком держится закон, с чего бы вдруг ему стучаться в вашу дверь? И представляешь себя членом громадной семьи, которая никогда не даст тебя в обиду.

– Ты познакомилась с Итаном на службе?

Она кисло усмехнулась:

– А где еще? Когда служишь в полиции, не слишком много общаешься со штатскими. В смысле с хрена ли вдруг начать с ними общаться? Половину времени эти граждане ненавидят тебя до коликов, а вторую половину жить без тебя не могут. Кому охота покупать выпивку таким непостоянным ребятам? Так что ты держишься своей большой приемной семьи, и, как правило, этого достаточно. – Эртекин пожала плечами. – Наверно, отчасти потому эта работа так привлекала Итана. Он хотел отгородиться от прошлого, а полиция Нью-Йорка – это такой уютный, маленький, самодостаточный мирок для всякого, кому этого захочется. Это вроде как на Марс улететь.

– Не совсем. Из полиции всегда можно уйти.

Она махнула рукой со стаканом, слегка расплескав выпивку.

– Всегда можно выиграть в лотерее «Билет домой».

– Ага.

– Так, ладно, про Итана. Я встретила его на вечеринке, мы провожали в отставку начальника нашего детективного отдела. Итан только что стал детективом и праздновал это дело. Крупный такой парень, даже из другого угла комнаты было видно, как он сам собой доволен. Он был как игрушка, на которую смотришь, и хочется ее разобрать, чтобы увидеть, что там, под этим его мужским самоконтролем. Так что я пошла смотреть.

– И как, разобрала?

– В смысле потрахались ли мы?

– На самом деле нет, но…

– Мы потрахались. У нас все срослось, как по щелчку. Вот так, – и она попыталась прищелкнуть пальцами, но звука не получилось. Она нахмурилась и попробовала еще раз. Щелк. – Вот так. Через две недели у каждого из нас дома лежали зубные щетки другого и всякая такая ерунда. Он встречался с одной белобрысой сучкой, чирлидершей, из центрального отдела инфопреступлений, у меня кое-что было с парнем, который держал бар в Куинсе. Я по-прежнему жила где и раньше, даже не попыталась переехать за реку, когда меня перевели в убойный отдел Мидтауна на Манхэттене. Я была такая девчонка с района, знаешь? Ладно, как бы то ни было, я бросила своего парня с его баром, а Итан ушел от чирлидерши. – Она снова нахмурилась. – Он с этим немного протормозил, но через месяц он ко мне переехал.

– Он рассказал тебе, кто он такой?

– Тогда еще нет. Я имею в виду… – она снова махнула рукой, на этот раз поосторожнее, – не то чтобы он мне лгал. Просто ничего не говорил, а кому придет в голову такое спрашивать? Все тринадцатые ведь изолированы, так? В поселениях или на Марсе. Они же не разгуливают по улицам города, как мы с тобой. И уж тем более с золотым щитом на ладони, верно?

– По большей части.

– Именно. – Она некоторое время нянчила свой стакан. – Я даже не знаю, собирался ли он вообще говорить мне. Но однажды вечером объявился другой тринадцатый, спросил об Итане, назвав его другим именем, и вот он-то меня и просветил, блин.

– Что ему было нужно?

Эртекин поджала губы:

– Денег. Видимо, он был из того же отряда «Стражей закона», что и Итан, когда в восьмидесятые их перекинули в какое-то среднеазиатское захолустье. Бобби… фамилии не помню, но он называл себя Киган. Он не успел сменить личность, когда началось интернирование, и не рассматривал Марс как вариант, поэтому его отправили в Симаррон. Он сбежал оттуда, некоторое время скрывался в Иисусленде, а потом нашел контрабандистов, которые переправили его в Союз. Прежде чем объявиться у нас, он провел в городе пару лет, жил то там, то тут. Потом, к несчастью, заметил, как Итан выходит из корейской закусочной во Флашинге[45], и проследил за ним до самого дома.

– Он что, узнал Итана? Я думал…

– Да, Итан сделал в Штатах Кольца пластическую операцию, но довольно несерьезную, и этот Киган его вычислил. Он все заливал, что дело не в лице, а в образе, в целом, в том, как Итан движется, как говорит. Во всяком случае, когда он обнаружил, что Итан служит в полиции, то вообразил, что тут замешана какая-то махинация. Может, шантаж каких-нибудь нужных людей. Он не мог… – сидя в полутьме, она сжала кулак, – не хотел верить, что Итан попал в полицию обычным, сложным путем. «Это не наш способ, – твердил он, – мужик, мы же тринадцатые. Не какие-нибудь сраные губожевы».