— Это ваш дом? — осведомилась Розамунда, оглядывая двухэтажный особняк с крышей из серого сланца, выстроенный из потемневшего от времени кирпича и увитый блестящим зеленым плющом.

— Да. Это Болтон-Хаус. И он в вашем распоряжении, дорогая девочка.

— Никогда не видела дома прекраснее, — искренне похвалила Розамунда. — Даже дом Достопочтенной Маргарет не был так красив.

— Отсюда очень легко добраться до города, — хмыкнул он. — У меня собственные причал и барка. Я добуду еще одну барку и найму пару лодочников, чтобы у вас был свой личный транспорт. Велю обить скамью в каюте небесно-голубым бархатом, а весной установить голубой с золотом навес, чтобы вы могли сидеть на палубе. Таким образом можно даже спуститься по реке, к самому Гринвичу.

— О, Том, вы меня балуете! — воскликнула Розамунда, всплеснув руками. — У меня в жизни не было собственной барки, впрочем, в ней и не было необходимости. Я, пожалуй, зазнаюсь!

— О, мы прекрасно проведем время, — засмеялся он, — а когда захотите вернуться, я с радостью провожу вас до дому. Умираю от желания встретить вашего наглеца шотландца, дорогая. Кстати, вы не сказали, какие у него волосы, темные или светлые?

— Черные как ночь и непослушные, — пояснила она, вовсе не испытывая неловкости при упоминании о Хепберне. Да и что стесняться, когда он так далеко! — А вот глаза синие-синие. Невероятно красивый цвет. До него я не встречала людей с такими глазами.

— Я уже заинтригован, — признался сэр Томас.

Они въехали в железные ворота, окружавшие парк Болтон-Xaycа, и проследовали по усыпанной гравием аллее к зданию. Навстречу поспешили конюхи, чтобы взять у них лошадей и приветствовать хозяина с гостьей. Парадная дверь открылась, и на пороге, кланяясь, возник мажордом. Сэр Томас повел кузину в зал, прекрасное помещение с обшитым досками потолком и огромными окнами в свинцовых переплетах, выходившими на реку. Комната шла по всей длине дома, была обита панелями, а на одном конце находился большой камин, который охраняли два железных мастифа. Пол покрывали дорогие ковры. Нечто подобное Розамунда видела прежде в королевских дворцах. Их привозили из восточных земель. Стены украшали шпалеры. Мебель из темного дуба, очевидно, была дорогой и содержалась в образцовом порядке. По углам стояли чаши со смесью цветочных лепестков, наполняющей воздух благоуханием. На буфете красовался серебряный поднос с кувшинами и кубками.

— Какое чудо! — воскликнула Розамунда, подходя к окну и выглядывая наружу. — Теперь мне еще меньше хочется попасть ко двору. Я могла бы вечно жить в этом доме.

— Вы станете скучать по своему Фрайарсгейту, — поддразнил Томас.

— Наверное, — кивнула она, — но и этот дом я скорее всего полюблю не меньше. Он такой удобный!

— Боюсь, тут причиной мое скромное происхождение, дорогая, — ухмыльнулся Томас. — Я знаю, как себя вести, что говорить, каким именно образом поступить в том или ином случае, но ни на что не променяю простые удобства в собственном доме. Пусть другие гоняются за роскошью и модой, с меня довольно и элегантного гардероба, который видят все и каждый, а не только избранные. Какой смысл быть богатым, если не можешь похвастаться своим богатством перед друзьями?

— И друзья вас любят? — лукаво поинтересовалась она.

— Разумеется, — заверил он. — Мои остроумие и щедрость славятся по всему Лондону и вошли в легенду, дорогая. Но садитесь поскорее у огня, и я налью вам глоточек своего превосходного шерри.

— Только глоточек? Значит, вы далеко не так щедры, каким хотите казаться, — сухо заметила она. — И смею ли я упомянуть о том, что умираю с голоду? Вы так стремились поскорее оказаться дома и ночевать в своей кровати, что мы с самого утра крошки во рту не имели. Даже не остановились пообедать!

— Я больше не мог выносить кишащих блохами тюфяков и монастырской рыбы! Они старались уморить нас голодом под предлогом начала рождественского поста. Но я же не монах и никогда не соблюдал этот самый пост и впредь не собираюсь. Обещаю, мы скоро поужинаем, и вас ждет приятный сюрприз, ибо мой повар — настоящее чудо!

— Ах, дорогой Том, — улыбнулась Розамунда, — вы и в самом деле такой шутник! Правда, не уверена, что понимаю хотя бы половину того, о чем вы болтаете. Вы должны помнить, кузен, что я простая сельская девушка.

— Сельская — возможно, но простая? Нет, дорогая Розамунда, ни один человек, у которого было время узнать вас, не скажет, что вы просты. Однако когда попадете ко двору, советую продолжать жеманиться и притворяться дурочкой. Жеманство и глубокое декольте — и вы далеко пойдете, уверяю вас.

— Я такова, какая есть, — гордо ответила Розамунда. — Достопочтенная Маргарет жаловала меня. Однажды принц… тогда он был принцем, попытался меня совратить. Но эту тайну, кузен, вы никому не расскажете. Если уж человек, ставший теперь королем, любил меня, значит, мне нечего бояться. Я приехала, потому что королева пожелала утешить меня и отблагодарить за то, что я помогала ей в беде. Странно, что те, кто чурался ее и пальцем о палец не ударил, чтобы выручить, вызволить из бездны отчаяния, теперь оказались в фаворе у их величеств. И это те же самые люди, которые смотрели на меня сверху вниз, когда я в прошлый раз была при дворе, и, вне всякого сомнения, снова станут меня презирать.

— Вы поистине мудры, кузина, если так хорошо понимаете, что к чему, — кивнул он. — И те же самые люди, которые теперь пресмыкаются перед королевой, немедленно отвернутся от нее, если она впадет в немилость у короля.

Истинных друзей нелегко найти, и королева Екатерина знает это.

— Когда я предстану перед королевой? — спросила Розамунда.

— Отдохните денек-другой. Завтра я поеду ко двору и сообщу королеве, что мы прибыли. Остальное зависит от нее. Но, думаю, это будет скоро.

Слуги принялись вносить блюда, и сэр Томас пригласил гостью за высокий стол, стоявший у окна, из которого расстилался вид на реку. Еда была изумительной, и Розамунда ела со своим обычным аппетитом. Подавали два вида креветок, тушенных в белом вине и в горчично-укропном соусе, прозрачные ломтики лососины в красном вине с кусочками лимона, жирную утку, начиненную яблоками, грушами и изюмом, зажаренную до хрустящей корочки и плавающую в сладком соусе из сушеный слив, ростбиф, пирожки с фаршем из диких Голубей и кроличье рагу. Лорд Кембридж показал кузине, как правильно и в соответствии с этикетом едят артишоки в белом вине. За артишоками последовал салат из тушеного латука. Хлеб был только что испечен и еще не успел остыть, масло недавно сбито. Даже сыров было два сорта: твердый желтый чеддер и мягкий, почти жидкий бри, привезенный из Франции. На десерт они ели сладкий пирог с яблоками и грушами, верхушка которого была сделана в виде решеточки. К пирогу полагались взбитые сливки.

Насытившись, Розамунда довольно улыбнулась.

— Кузен, если человека действительно можно именовать чудом, значит, это определение идеально подходит вашему повару. Вдали от дома я никогда еще так прекрасно не ужинала. Мясо свежее, и повар не злоупотребляет специями, чтобы скрыть гнилой душок. Пока я в Лондоне, постараюсь обедать здесь как можно чаще.