– Если вы хотите сделать этот акт публичным, никто не возражает, – продолжала Эйн. – Но подумайте о безопасности! Можно ведь организовать передачу из какой-нибудь удаленной, никому не известной станции. Зачем нужен этот грандиозный спектакль?

– Я просто обожаю спектакли! И никаких иных причин!

Но причина была, и основательная. Годдард хотел, чтобы весь мир считал, что именно он лично поймал и казнил самого страшного врага человечества Эпохи бессмертных. И это нужно было не только для того, чтобы укрепить авторитет Суперлезвия среди простых людей, но и чтобы завоевать уважение тех жнецов, которые пока еще сопротивляются его политике. Все, что делал Годдард, он делал либо повинуясь импульсу, либо со стратегическими целями. Это монументальное событие было событием стратегического характера. Если превратить смерть в зрелище, ее уже нельзя проигнорировать.

– На стадионе соберется более тысячи жнецов со всего мира, – напомнил Годдард Рэнд. – Они хотят увидеть это зрелище, а я хочу им его предоставить. Мы что, можем отказать им в праве пережить катарсис, равного которому они никогда не переживали?

Рэнд представления не имела о том, что имел в виду Годдард, и ей было все равно. Годдард регулярно изображал из себя эрудита, и в этих случаях Рэнд просто отключала слух.

– Есть более надежные способы и более безопасные, – сказала она глухо.

Годдард начинал закипать, и это было написано на его лице. Они с Рэнд попали в зону турбулентности, которая, как полагал Годдард, была естественным образом спровоцирована его последовательными и верными шагами. И нужно было идти дальше, невзирая ни на что.

– Ты что, хочешь объяснить мне, что это такое – быть жнецом? Или, что еще хуже – Суперлезвием?

– Как я могу объяснить вам, – сказала Рэнд, – что такое быть Суперлезвием, если этого понятия не было до того, как вы его изобрели?

– Осторожнее, Эйн! – предупредил он. – Не зли меня в минуты, когда я не хочу испытывать ничего, кроме радости.

Он подождал, пока Рэнд осознает серьезность его предупреждения, после чего откинулся на спинку кресла.

– Я думаю, что именно ты – больше всех прочих – желаешь насладиться страданиями Роуэна, особенно после того, что он с тобой сделал. Ведь он сломал тебе позвоночник и оставил погибать. И ты хочешь, чтобы он умер просто так – тихо и спокойно?

– Я не меньше вас хочу его смерти, – отозвалась Рэнд. – Но жатва – это не развлечение!

На что Годдард ответил с бесовской усмешкой:

– А для меня – развлечение.

Жнец Люцифер делал все возможное, чтобы уничтожаемые им жнецы испытывали минимум боли и страданий. Он быстро убивал их и уже после того, как они были мертвы, предавал их тела огню, чтобы не допустить восстановления. И его нисколько не удивляло то, что подобная способность к милосердию была абсолютно чужда Годдарду, который собирался максимально растянуть агонию своей жертвы.

По мере приближения автоколонны к месту назначения напускная храбрость, которой Роуэн закрывался от реальности, улетучивалась, и он все в большей степени осознавал, что ему совсем не безразлично – останется он жить или умрет. И хотя его совсем не волновало, какое место он займет в истории, но то, каким его запомнят родственники и семья, приобретало для него все большее значение. Его мать, многочисленные братья и сестры должны уже были к этому времени узнать, что он – Жнец Люцифер, так как с тех пор, как на него взвалили ответственность за гибель Стои, имя Роуэна Дэмиша стало притчей во языцех. И то, как толпы валили, чтобы взглянуть на грузовик Жнеца Люцифера, было лишним тому подтверждением.

Появится ли его семья на стадионе? И если нет, будут ли они наблюдать за казнью из дома? Он пытался вспомнить, что происходило с родственниками знаменитых преступников в Эпоху смертных, но здесь трудно было найти аналогии, потому что в те далекие времена не было таких страшных злодеев, как Жнец Люцифер. Может быть, его родственников проклянут и подвергнут жатве? Отец Роуэна стал жертвой жнеца незадолго до того, как затонула Стоя, а потому он так и не узнал, кем стал его сын, и за это можно было благодарить судьбу. Но если его мать, его братья и сестры все еще живы, как же они должны ненавидеть и презирать его! Понимание этого было самым тяжелым ударом по его стойкости.

У Роуэна было много времени, чтобы пообщаться с собственными мыслями во время этого длинного путешествия по извилистым дорогам Мидмерики. Мысли его перестали быть ему друзьями, потому что постоянно напоминали, какой выбор он сделал и как они привели его туда, где он оказался. То, что когда-то было справедливым, оказалось глупым, то, что было окрашено отвагой, окрасилось печалью.

А ведь все могло быть иначе. Роуэн мог бы исчезнуть, как это сделал Жнец Фарадей – такая возможность была. А интересно, где теперь сам Фарадей? Будет ли он наблюдать за казнью? Прольет ли слезу? А хорошо было бы знать, что кто-то плачет по его загубленной жизни. Конечно, Ситра будет плакать, где бы она ни была. И этого будет вполне достаточно.

Жатва была назначена на семь вечера, но люди начали прибывать на стадион заранее. В толпе были и жнецы, и обычные люди, и хотя для первых был выделен отдельный вход, Годдард убеждал жнецов рассаживаться среди простых граждан.

– Отличная возможность для пиара, – говорил Годдард. – Улыбайтесь и говорите любезности. Внимательно слушайте глупости, которые будут говорить в толпе, и притворяйтесь, что вам интересно. Можете даже наделить кого-нибудь иммунитетом.

Многие из жнецов вняли директивам Годдарда, но прочие не смогли преодолеть себя и сели среди своих.

Роуэн, сопровождаемый тяжеловооруженными охранниками, был препровожден в зону, из которой был выход непосредственно на поле. Костер, приготовленный для Роуэна, представлял собой трехэтажную пирамиду, внешне выглядевшую как сваленные в кучу ветки и плавник. Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что все это было реализацией тщательного инженерного дизайна – ветки и бревна были не просто хаотично навалены, а аккуратно сбиты гвоздями, и вся конструкция помещалась на огромной катящейся платформе, способной вращаться и передвигаться в разные стороны. В самом центре костра инженеры оставили пустоту, и там был установлен каменный столб, к которому огнеупорными стропами и привязали Роуэна. Столб находился на площадке подъемника, который должен был вознести преступника на самый верх пирамиды, в нужный момент открыв его толпе. И тогда Годдард собственноручно подожжет костер.

– Это тебе не какой-то там обычный костер, – объяснял Роуэну техник, который явился, чтобы отключить его наночастицы. – Я входил в бригаду, которая разрабатывала это чудо. Здесь четыре сорта дерева: ясень для ровного горения, маклюра для жара, яблоня для аромата и несколько вязанок сучковатой сосны для того, чтобы трещало.

Техник глянул на дисплей своего многофункционального тестера, чтобы удостовериться, что наночастицы в крови Роуэна выключены, после чего, как школьник на научной выставке, с энтузиазмом вернулся к объяснению всех чудес спроектированного его бригадой костра.