Он развернулся, глядя на Аномандра Рейка.

Владыка Лунного Семени поглядел на него в ответ безо всякого выражения.

Это бремя… ты уже брал на себя его раньше, верно? Это бремя, что отягчило ныне мою душу, — то, с чем ты живёшь… живёшь веками. Цена за этот меч у тебя за спиной…

— Тебе следовало предоставить это мне, друг, — тихо сказал тисте анди. — Я мог бы настоять на своём, но я не скрестил бы с тобой клинка. Поэтому, — добавил он со скорбной усмешкой, — снова проявление моей сердечности стало проклятьем. Которое ложится на тех, кого я ценю, по праву этого самого чувства. А ведь я уже мог бы и выучить этот урок, верно?

— Похоже, — прохрипел Скворец, — у нас стало больше общего.

Глаза Аномандра Рейка сузились.

— Я не хотел бы этого.

— Знаю. — Изо всех сил он старался держать себя в руках… — Прости, что не оставил тебе выбора.

Они взглянули друг на друга.

— Кажется, родичи Корлат пленили этого Анастера, — сказал Рейк через некоторое время. — Присоединишься ко мне, чтобы уделить ему внимание?

Скворец вздрогнул.

— Нет, мой друг, — сказал Рейк. — Я не буду его судить. Оставим это другим, хорошо?

Всё по военному уставу, ты имеешь ввиду. Жёсткой махине, которая так легко снимает всю личную ответственность. Конечно. Теперь у нас есть на это время, верно?

— Согласен, Владыка. Веди, я за тобой.

Аномандр Рейк снова слабо, печально улыбнулся и зашагал прочь.

Скворец вложил в ножны окровавленный меч и последовал за ним.

Он смотрел на широкую спину тисте анди, на свисающее с неё оружие. Аномандр Рейк, как можешь ты нести это бремя? Бремя, которое так ранит мне душу?

Но нет, не это меня терзает.

Владыка Лунного Семени, ты попросил меня отступить в сторону, и ты назвал это милосердием. Я неверно тебя понял. Милосердие, но не для Женщин Мёртвого Семени. Для меня. Вот что стало причиной твоей печальной улыбки, когда я отказал тебе.

О, мой друг, я увидел в тебе лишь жестокость — и это задело тебя.

Было бы лучше для нас обоих, если бы ты скрестил со мной клинок.

Для нас обоих.

И я… Я не заслуживаю таких друзей. Старик, глупые выходки тебя погубят. Кончай с этим. Пусть эта война станет для тебя последней. Сделай её последней.

Корлат стояла со своими сородичами, окружившими долговязую фигуру Анастера, Первого Сына Мёртвого Семени, — там, где юноша упал после того, как побывал в когтях Аномандра Рейка.

Скворец видел слёзы в глазах своей возлюбленной, и их вид вызвал в нём щемящую тоску. Он заставил себя отвести взгляд. Хоть он и нуждался в ней сейчас, и, похоже, сама она также нуждалась в нём, чтобы разделить всё то, что она, очевидно, поняла, — не сейчас. Скворец решил брать пример с Аномандра Рейка, для которого полный самоконтроль служил одновременно щитом и, если того требовали обстоятельства, оружием.

К ним скакали всадники — с малазанских позиций и от войск Бруда. У того, что здесь свершится, будут свидетели — и то, что я этот факт теперь проклинаю, уже говорит о глубине моего падения. Разве прежде я боялся свидетелей тому, что сделал или сказал? О, Королева грёз, прости меня. Я провалился в оживший кошмар, и чудовище, что гонится за мной, — я сам.

Остановив коня перед собравшимися тисте анди, Скворец смог впервые близко рассмотреть Анастера.

Обезоруженный, покрытый синяками и измазанный кровью, он отвернулся, выглядел жалким, слабым и маленьким.

Но так всегда происходит с поверженными вождями. Королей или полководцев — поражение иссушает всех…

А потом он увидел лицо юноши. Что-то выбило один глаз, оставив лишь наполненную кровавым месивом глазницу. Взгляд уцелевшего глаза дрогнул, нашёл Скворца. Напряжённый, но чудовищно безжизненный, взор холодный и небрежный, любопытный, но глубоко — в самой своей основе — безразличный.

— Ты убил мою мать, — сказал Анастер мелодичным голосом, гордо подняв голову и продолжая разглядывать малазанца.

— Мне очень жаль, Первый Сын, — голос Скворца прозвучал хрипло.

— А мне нет. Она была безумна. Сама себе темница, узилище собственных внутренних демонов. И следует признать, она была в этом проклятии не одинока.

— Да, уже не одинока, — проворчал Скворец.

— Будто чума, верно? Всё время распространяется, ширится. Пожирает жизни. Она вас в конце концов и погубит. Всех вас. Сами станете тем, что уничтожаете.

Тон ответа Аномандра Рейка был до потрясения грубым:

— О да, вряд ли мы услышали бы более точные слова из уст людоеда. Как думаешь, Анастер, что нам следует с тобой сделать? Только честно.

Молодой человек вперил взгляд своего единственного глаза в тисте анди. Каким бы ни было его самообладание, внезапно оно ощутимо дрогнуло от этого контакта; нетвёрдой рукой Анастер прикрыл окровавленную глазницу, и его бледное лицо стало ещё бледнее.

— Убейте меня, — прошептал он.

Рейк нахмурился:

— Корлат?

— Да, он потерял самообладание. У его страха есть лицо. Которого я прежде не видела…

Анастер напустился на неё:

— Заткнись! Ты ничего не видела!

— В тебе угнездилась тьма, — ответила спокойным тоном Корлат. — Ядовитая, но сродни Куральд Галейну. Тьма души. Когда ты дрожишь, мы видим то, что скрывается у тебя внутри.

— Лжёшь! — прошипел он.

— Лицо солдата, — сказал Аномандр Рейк. Он медленно повернулся к западу. — Из большого города. Из Капастана. — Он повернулся обратно к Анастеру. — Он всё ещё здесь, правда? Похоже, смертный, у тебя появился роковой противник — некто, посуливший тебе что-то иное, чем смерть, что-то более ужасное. Интересно.

— Ты не понимаешь! Это Итковиан! Кованый щит! Он хочет мою душу! Пожалуйста, убейте меня!

От строя союзников подъехали Дуджек и Каладан Бруд, а с ними — Каллор и Артантос. Все они сидели на лошадях и настороженно, встревоженно молчали.

— Быть может, мы так и поступим, — ответил Владыка Лунного Семени спустя мгновение. — Со временем. Сейчас же мы возьмём тебя с собой в Капастан…

— Нет! Пожалуйста! Убейте меня немедленно!

— Я не вижу оправдательной силы в твоём безумии, Первый Сын, — сказал Аномандр Рейк. — Не вижу причины для милосердия. Пока что. Возможно, при встрече с этим… Итковианом?.. столь напугавшим тебя, мы пересмотрим своё решение и даруем тебе скорый конец. Поскольку ты наш пленник, это наше право. Быть может, роковая кара тебя и минует. — Он повернулся к Бруду и остальным: — Приемлемо?

— Да, — прорычал Дуджек, глядя на Скворца.