двадцатые годы Кутанин увлекался эвропатологией, изучением генетических корней гениальности и её связи с психопатологией, опубликовав по этой теме ряд статей: «Бред и творчество», «Гений, слава и безумие». Примерно ту же тему затрагивает и монография, написанная в послевоенные годы: «Синдром многописательства». Впрочем, анализ научных достижений основателя саратовской школы психиатрии – не наше дело. С другой стороны, эти понятия – гениальность, бред, слава и безумие – не они ли положены в основу истории Мастера в «закатном романе» Михаила Афанасьевича?

Однако моё внимание привлекла книга, изданная Кутаниным в далёком 1915 году: «Хронический кокаинизм. К вопросу о психозах отравления». Стоит припомнить, что Булгаков впервые принимал наркотик, тот самый кокаин, двумя годами ранее, в 1913 году. Как утверждала его жена, Татьяна Лаппа, она тоже пробовала, но ей не понравилось:

«Я отвратительно себя чувствовала после этого. Не то чтобы возбуждение какое-то, а сонливость. И начиналась рвота. А он – прекрасно».

Вы спросите, при чём же здесь Кутанин? А не был ли уже тогда его пациентом Михаил Булгаков? Или же совсем наоборот – прекрасные воспоминания были связаны с употреблением наркотика, а книга о хроническом кокаинизме была написана по результатам совместного научного исследования? Только представьте – один врач, точнее будущий врач, по имени Михаил был чем-то вроде «подопытного кролика», участника эксперимента, другой же врач, тоже Михаил, внимательно наблюдал за тем, что с пациентом происходит. Типичный случай раздвоения личности с переходом заболевания в хроническую форму. Впрочем, это не более, чем домыслы, только и всего.

А между тем, есть очень интересный вопрос, на который до сих пор не было дано чёткого ответа. Кто мог подсказать Булгакову идею, положенную в основу повести «Собачье сердце»? Дядя-гинеколог, Николай Покровский, или другой дядя, педиатр, – да с какой, спрашивается, стати?! По мнению Татьяны Лаппа-Кисельгоф, Михаил Покровский и сам-то был немного не в себе. С таким же успехом это могла быть и «зубная врачиха, Зинушка», у которой Михаил Афанасьевич лечил зубы после переезда в Москву. Нет, всё не так – подсказать мог только психиатр! Конечно, и сам Булгаков был врачом, но к психиатрии не имел никакого отношения. А между тем, саратовское евгеническое общество, основанное в 1923 году, возглавлял тот самый Михаил Кутанин.

Попробуем эту версию развить – если идею повести с евгеникой подсказал Булгакову психиатр Кутанин, то не логично ли будет допустить, что он и стал прототипом профессора Преображенского? А вот это вряд ли. Однако предположение, будто Михаил Кутанин был тем таинственным К., по-прежнему остаётся в силе – логика и совпадение ряда обстоятельств не позволяют его начисто отбросить. И всё же есть ощущение, что от дневниковой записи, сделанной в декабре 1924 года, исходит аромат прекрасной дамы. Разве не так?

Но прежде, чем перейти к следующей версии, хотелось бы обратить внимание вот на что – на присутствие слова «важный» в той фразе из булгаковского дневника. Если бы речь шла о романтическом любовном свидании, автор вряд ли бы так написал. Сравните со словами из «Мастера и Маргариты»:

– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездомный.

– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак…

Так что, если воспоминание связано не с чёртом, а с прекрасной дамой, можно предположить, что она стала первой женщиной в жизни Михаила Афанасьевича. Причём первой исключительно в том смысле, что «очень важной». Если же незнакомка оказывается тут ни при чём, тогда возможен вариант и с психиатром. В конце концов, кому что нравится…

Известно, что среди знакомых Булгакова было несколько К. Конечно, Коморские и Крешковы, несмотря на присутствие в их инициалах буквы «К», тут явно ни при чём, поскольку жили они не на Пречистенке, а недалеко от Патриарших. Но вот приятель Булгакова художник Сергей Топлёнинов имел в виду совсем другую К., даже настойчиво прочил её в Маргариты. Речь о его жене, Марии Кекушевой, дочери известного архитектора, перестроившего «Прагу» и вложившего немало сил в создание гостиницы «Метрополь» – вследствие того он закончил жизнь, как предполагают, в «жёлтом доме». Какие были основания считать, что это и была та самая К. – да откуда же мне знать? Разве что адрес привлекает – до революции Кекушевы жили неподалёку от Обухова переулка, на Пречистенском бульваре.

Была в жизни Булгакова и ещё одна примечательная К. В доме Викентия Вересаева, где Михаил Афанасьевич нередко бывал, жила семья неких Дроздовских. Булгаков подружился с одной из дочерей главы семейства – звали её Кира. Как мы увидим ниже, этот его выбор мог оказаться не случайным. Какое-то время они были неразлучны, вместе ходили по театрам. Булгакова даже прозвали «дневным мужем» Киры. А ведь зря! Думается, что употребление слова «муж» было бы в подобном случае совершенно неуместно. Впрочем, кто знает – быть может, несбывшееся желание быть рядом с подлинной К. было реализовано с помощью юной Киры?

Итак, вашему вниманию предлагается третья моя версия, самая главная. Речь пойдёт о молодой даме, жившей «в двух шагах» от дома, где квартировал в 1924 году Михаил Булгаков – на другой стороне Обухова переулка, чуть наискосок, в доходном доме под номером шесть, построенном в 1913 году по заказу наследников Надежды Филаретовны фон Мекк. Вы можете мне не верить, но с этой находкой связаны обстоятельства более чем странные.

Как уже было сказано, однажды, почувствовав в себе достаточно сил, я приступил к просмотру списка жителей Москвы за 1916 год, причём по вполне понятным соображениям решил ограничиться только фамилиями, начинающимися с буквы «К». И вот на третий день поисков, утром 31 декабря 2010 года, натолкнулся на искомую фамилию. Княгиня Кира Алексеевна Козловская – здесь, как мы видим, целых три «к». Но странность этой находки заключается в том, что через день начинался юбилейный год – 120летие со дня рождения Булгакова. Ну как тут не поверить в чудеса?

Однако я несколько опередил события, поскольку наличие требуемой буквы в фамилии и подходящего адреса – это ещё не доказательство. Начнём с того, что известно о молодой даме из дома на Обуховом более или менее достоверно.

Кира Алексеевна была дочерью действительного статского советника, камергера. Есть основания предполагать, что в пору своего знакомства с будущей женой, Еленой Карловной Герике, служил Алексей Сергеевич Блохин в звании поручика в Конногвардейском полку. Жили они в одном доме с тестем, там же вскоре родилась и Кира. В общем, всё складывалось так же, как у других людей их круга.

Загадкой остаётся, каким