– Ролан, нет, нельзя. Ролан?

Его рука ослабла и упала вниз, а тело начало съезжать вбок. Я быстро переместилась и положила его голову себе на колени, начиная трясти за плечи. Мне казалось, что стоит попросить – и он вернется. Но Ролан не слышал, не отзывался. Он лежал неподвижно, унося с собой последние крохи моего самообладания.

А он ведь просил! Просил подарить последний миг, секунду. Почему я его не послушала? Почему отказала? Чего мне стоило проглотить эту дурацкую гордость и просто открыться? Он знал, понимал.

Слезы градом лились из глаз, я кричала навзрыд, звала его, молила очнуться.

Но он ушел… Ушел, чтобы больше не вернуться.

Крупицы жизни медленно покидали любимого человека. Его губы обескровились и побледнели. С моих глаз непрерывными ручьями текли слезы, сливались с дождем и капали вниз. Я с трудом выдохнула скопившуюся в груди горечь, дрожащей рукой вытерла нос и аккуратно сняла голову Ролана со своих колен, опустив ее на мокрый камень алтаря.

– Не верю…

Меня разрывало на части от вида неподвижного тела, от мысли, что придется попрощаться с ним навсегда, от того, что никогда больше не услышу его голос. Я не могла поверить, что все вот так печально закончилось, и мое желание изменить настоящее было настолько велико, что я с каждой каплей времени все больше убеждалась в существовании пути к спасению Ролана. И он был! Шестое чувство подсказывало, как иногда случалось со мной, что не стоит сидеть и плакать, а надо бороться, искать выход.

– Нет! Еще можно что-то сделать.

Я разорвала вымазанную рубашку, потянулась к кровоточащей ране, возле которой медленно блекла татуировка, теперь выглядевшая как завядшая лоза, что упала на землю кольцами. Рука нещадно тряслась. Я не смогла прикоснуться к Ролану, приложила пальцы к губам, осматривая мокрое из-за непогоды тело. Левая же упала вниз, зацепившись за карман, из которого до сих пор торчал краешек пожелтевшей бумаги. Я быстро достала его, с трудом развернула и побежала глазами по содержимому. Тяжелая капля дождя упала на лист и быстро размыла чернила. Пришлось нагнуться и закрыть его собой, чтобы успеть все прочитать. В первом столбике много раз подряд шла одна и та же фраза:

«Я прокляла тебя!»

Выведенные неровным почерком буквы в некоторых местах растеклись, в других затерлись. Казалось, этим записям чуть ли не несколько десятков лет. Бумага кое-где продырявилась, края обуглились. Однако большинство слов оставались хорошо читаемы.

«Прости, ДОСТОЙНЫЙ, исправь ошибку! Найди зеркало, и магия пройдет. Колючки исчезнут… феникс из пепла… цветок из крови… Очерни его! Слова, услышь слова… НЕНАВИЖУ! Встретьте новый день – себя спаси. НЕНАВИЖУ, НО ЛЮБЛЮ! Умри от ее руки – весь род спаси».

Я перечитала написанное, сопоставляя его со своей жизнью, где все сходилось: и Земля, которая прошла через мою руку из алтаря, и вернувшаяся любовь брата, даже капля крови на татуировке, которая, как оказалось, превратилась в цветок. Тем более я говорила… говорила все слова и выполнила последнее наказание.

Прочитала эти строки, и на меня нахлынуло разочарование. Я прижала руку ко рту, снова погружаясь в набор фраз, которые были наполнены смыслом. Кто-то предсказал будущее, увидел его и записал. Он дал указание, разгадку. Но если «достойный», если «прости», то не может ведь все закончиться именно так!

Я покачала головой и перевернула лист, где нашлось еще одно послание, явно написанное другой рукой и более размашистым почерком. Первые строки мне даже показались смутно знакомыми.

«Стихии все сойдутся в …

И станут шепотом слова.

Пойдет на жертву человек

И примет сталь клинка.

Но сильный маг очистит кровь,

И белой станет ткань.

Сказав: «Мы вместе навсегда»,

Обряд закончит сам».

Что бы это могло значить? Я вновь взглянула на обугленный клочок бумаги как раз в том месте, где заканчивалась первая строчка. Буквы начали расплываться от слез, которые не переставали катиться по щекам и капать вниз: на лист, на руки, на белую ткань, на землю. От безысходности мне хотелось реветь в голос и выбросить эту пожелтевшую с годами бумагу. Она мне ничем не помогла! А от татуировки вообще осталась лишь пара темно-серых завитков! Они… исчезали?

Я замерла, перестав дышать. Во рту резко пересохло от волнения. Я дрожащей рукой потянулась к разорванной рубашке Ролана, на которой почему-то не обнаружилось никаких следов крови. Пожелтевший же лист бумаги покрылся белыми пятнами, постепенно преображался, словно восстанавливался от…

Мысли лихорадочно заметались. Неужели?

Смахнув очередные слезы, я подняла пальцы к своим глазам, закусила губу, а после прикоснулась к ране, отчетливо осознавая всю глупость своих действий.

– Мы вместе навсегда, – в моем хриплом голосе слышалось лишь отчаяние, ведь последние крупицы надежды на лучший исход уже исчезли.

От последующего шумного вздоха сердце полностью остановилось. Ролан резко сел и в непонимании, продолжая раз за разом втягивать открытым ртом воздух, начал осматриваться. Сперва его взгляд коснулся моего зареванного лица, потом зажатого в кулаке листа, а затем и вовсе опустился к своему солнечному сплетению, к которому я до сих пор прикасалась пальцами.

– Спертый воздух, Лия! Ты нас поженила! – воскликнул он, хватаясь за мое запястье, где мерцал обруч из идущих друг за другом нитей четырех стихий. – Что ты!..

Я отчетливо расслышала первый стук своего сердца, почти окованного льдом. Оно словно не хотело работать – глохло, с трудом заводилось, не решаясь сделать полноценный удар. Второй…

Ролан взялся за голову, снова посмотрел на свою грудь, потом на меня и на упавшую на колено руку.

– Них, – озадаченно проговорил он, остановившись взглядом на поменявшей цвет бумаге. – Них! Лия, там именно слово «них», – мужчина подался вперед и обнял меня.

Третий… Я до сих пор находилась в оцепенении. Сложно было понять, о чем он говорил, почему ругался и как мне удалось исцелить его. Внезапно лицо Ролана озарила улыбка. Он начал прижимать мое задеревенелое тело к себе, целовать в щеку. Маг отстранялся всего на краткий миг, чтобы заглянуть мне в глаза, а затем снова обнять.

– Лия, ты хоть понимаешь, что сделала?

Короткий вдох.

– Нннет…

– Лия? – встревожено посмотрел на меня Ролан.

Казалось, не он недавно умирал, а именно я. Стук сердца был настолько редким и громким, что я могла посчитать каждый удар. Медленно, словно мотор старой машины, оно заводилось, его толкало тепло, попадающее в тело через прикосновение рук мужчины.

Еще удар – и на меня резко набросилась темнота…

Я все чувствовала… слышала… В теле не осталось сил. Они иссякли. Ощущение невесомости, чужие руки на спине и под коленями… Я хотела сказать слово, повернуть голову и наконец-то открыть глаза, но это оказалось невозможным. Что-то происходило. Меня то несли, то куда-то клали, а потом снова несли. А затем…