Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дин на секунду закрыл глаза, и Руби задалась вопросом, не ранит ли его этот рассказ об их давних мечтах.
— Да, — сказал он неестественно безжизненным голосом, — мы тогда были маленькими.
— Я пыталась забыть все, о чем мы говорили, но сильнее всего старалась забыть то, что чувствовала, когда ты меня целовал, — продолжала Руби. — Я твердила себе, что это было всего лишь детское увлечение, что жизнь не стоит на месте, я повзрослею и еще не раз испытаю такие же чувства. Но я их больше не испытала. — Руби услышала в собственном голосе нотки отчаяния и надежды и поняла, что Дин тоже их услышал. Она разоткровенничалась и потому чувствовала себя незащищенной.
— Ты больше никогда не влюблялась?
— Как я могла, когда так и не избавилась от любви к тебе?
— Скажи это.
Руби подошла еще ближе и подняла голову, глядя ему в лицо.
— Дин Слоун, я тебя люблю.
Несколько мгновений он не отвечал, лишь молча смотрел на нее, а затем привлек ее к себе и поцеловал так, как ей виделось в мечтах. Внезапно ей захотелось большего.
Руби взялась за край его футболки, стянула ее через голову и стала гладить пальцами упругие шершавые волоски на его груди. Она прикасалась к нему повсюду, проводила руками по широким плечам, по спине, ее пальцы нырнули за пояс его джинсов. Дин потянул за плед, тот соскользнул вниз и упал на доски пирса. Дин со стоном просунул руки под рубашку Руби, стянул и отшвырнул в сторону. Руби отпихнула ее ногой и стала расстегивать пуговицы на шортах.
Обнаженные, целуясь и лаская друг друга, они опустились на колени, расправили плед и свалились на него, смеясь над неловкостью собственных движений.
Руби услышала треск рвущейся бумаги. Одурманенная силой своего желания, она прищурилась и увидела, что Дин открывает маленький пакетик из фольги. Она была ошеломлена.
— Ты заранее знал, что так получится?
Дин по-мальчишечьи усмехнулся:
— Скажем так — я за это молился.
Он снова рассмеялся, поцеловал ее, и она потеряла способность думать. Все се тело горело, как в огне, руки Дина были повсюду — на ее груди, между ног, они гладили, ласкали, тянули. Затем его губы стали повторять путь, пройденный пальцами, и когда он наклонился над ней и втянул се сосок в свой горячий ищущий рот, Руби полностью отдалась во власть ощущений — так, как никогда еще не отдавалась. Она оставила всякие попытки управлять своим телом и позволила Дину вести ее туда, куда он пожелает. Но настал момент, когда она больше не могла этого терпеть, все ее тело болело, жаждало…
— Пожалуйста, Дни, — прохрипела она, извиваясь под его ласками, — сейчас…
Дин перекатился на спину, потянул Руби на себя и толчком пошел в нее. Обхватив руками се бедра, он направлял ее движения, подстраивая их под собственный ритм. Руби запрокинула голову и закрыла глаза. Дин приподнялся и взял в рот ее сосок. Руби вскрикнула. Мощь собственной разрядки потрясла ее. Казалось, она распадается на части.
— О Господи, — прошептала Руби, тяжело дыша и чувствуя, как Дин тоже содрогается в экстазе.
Она рухнула на нею, уткнувшись во влажную от пота грудь. Дин гладил се спину и крепко обнимал, словно боялся, что Руби попытается отстраниться.
— Господи, — прошептала она и скатилась с Дина, по прежнему прижимаясь к нему и закинув ногу на его бедра.
— Нам давным-давно следовало этим заняться.
— Поверь, это было бы не так хорошо, как сейчас.
Руби вздохнула, легла на спину и уставилась на лунное небо. Так просто… У них всегда так было. Всего лишь прикосновение, легкое касание пальцев, и она обретала умиротворение, которого нигде больше не могла найти. Руби повернулась на бок и предложила:
— Давай жить вместе.
Он посмотрел на нее каким-то странным взглядом:
— В Голлиблуде?
— Нет, конечно! — Ответ вырвался у Руби помимо ее воли. Раньше она об этом не задумывалась, но, услышав свой голос, поняла, что это правда. Она больше не станет жить в Лос-Анджелесе. — Я могу переехать в Сан-Франциско.
Дин рассмеялся:
— Нет уж, спасибо. — Он протянул руку и коснулся ее волос. — Эти жизни мы уже прожили. Не знаю, как ты, но я не намерен возвращаться к прошлому. Я хочу начать все сначала. И я не собираюсь с тобой жить.
— А-а…
Руби старалась не показать, как ей больно.
— Руби Элизабет, мы поженимся. Больше никаких отговорок, побегов, хватит терять время. Мы обязательно поженимся. Я предлагаю такой вариант: мы переезжаем сюда и по мере сил стараемся разобраться, как хотим распорядиться оставшимися годами. Я мог бы попытать счастья в фотографии, мне всегда это нравилось. Но что еще важнее, мы пообещаем друг другу состариться вместе. И мы это сделаем. Будем сидеть на нашей собственной веранде до тех пор, пока не ослепнем, не облысеем и я не забуду собственное имя. Знаешь, каково будет твое последнее ощущение в этом мире? Как я целую тебя перед сном.
— У нас появятся дети, — мечтательно произнесла Руби, впервые задумываясь об этом всерьез.
— Да, по меньшей мере двое, чтобы у каждого был хотя бы один друг.
— А нашего сына мы назовем Эриком.
Руби могла бы всю ночь проспать на пирсе, согретая старым одеялом и теплом Дина, но он хотел вернуться к брату, поэтому они поцеловались — а потом еще и еще — на прощание. Руби помогла Дину отвязать яхту, поднялась по откосу и с берега смотрела, как он отплывает. Лунный свет, освещая белые части бортов, делал их голубыми. Дин запустил двигатель, и «Возлюбленная ветра» медленно отошла от берега. Урчание мотора нарушило ночную тишину.
Дин постепенно скрывался из виду. Сначала ночь поглотила верхушку мачты, затем пропало и все остальное. В последнем луче лунного света поднялась темная рука и помахала Руби. Дин не видел ее, но знал, что она где-то там, в темноте, наблюдает, как он уплывает. Она всегда так делала: стояла на берегу, пока лодка не исчезала в темном море, посеребренном луной, потом поворачивалась и уходила домой.
В кухне горел свет, спальня матери была закрыта. Руби подошла, вернее, подскочила к двери. Она не сомневалась — мать хотела бы, чтобы ее разбудили; в конце концов, не каждый день се дочери делают предложение.
Руби уже собиралась постучать, когда зазвонил телефон. Она ринулась в кухню И схватила трубку на втором звонке, моля Бога, чтобы это не оказались плохие новости об Эрике.
— Алло?
— Руби! Где, черт подери, ты пропадаешь? Я звоню тебе всю ночь. И вообще, в какое захолустье ты сбежала, что за хибара твой лом, если в нем даже нет автоответчика?
Руби сразу расслабилась.
— Вэл! — Она посмотрела па часы. Начало второго. — Нельзя ли отложить разговор до утра? Я…