отношениями матери и ребенка, разрушенной семейной жизнью с отсутствующими или очень слабыми отцами, которые подавали плохой пример стремящемуся стать сильным ребенку. Нарушения такого рода приводят к одному главному моменту: у этих людей была слабая уверенность в собственном теле, – если говорить неклиническими терминами. Саймон Наглер в важной статье проследил всю проблему фетишизма до низкой самооценки, чувства неадекватности и, следовательно, страха перед мужской ролью. Эти акценты являются важными модификациями теории Фрейда, потому что они подчеркивают роль развития, а не инстинкта. Фрейду не хватало богатой теории развития, которая накопилась со времени его работы, поэтому для него должно было быть загадкой, почему некоторые люди становятся гомосексуалистами, а другие фетишистами. И все же подавляющее большинство мужчин не становятся ни теми, ни другими, преодолев ужас женских гениталий40. Если бы это касалось инстинктов, не затронутых опытом развития, то действительно эти вещи были бы загадкой. Этот акцент только на инстинкте, а не на различиях в развитии, был одним из главных недостатков ранних работ Фрейда. Саймон Наглер же заходит так далеко, что хочет полностью отбросить идею страха кастрации; он также ставит под сомнение образ фаллической матери41. Когда-то я соглашался с ним в некоторых из моих собственных нескромных и неполных попыток понять фетишизм42; но теперь уже ясно, что такое его чрезмерное упорство во взглядах было глупым. Развернутая теория фетишизма должна признать центральную роль неуязвимой фаллической матери, гермафродитического образа; она должна принять универсальный страх кастрации в качестве основной уязвимости человеческого тела; и включать историю развития, которая делает некоторых людей слабее и тревожнее других перед лицом опыта.

Идея низкой самооценки, конечно, имеет решающее значение, но мы должны помнить, что самооценка поначалу является не символической, а активной, организменной проблемой. Она коренится в элементарном физическом опыте младенца, когда его опыт развивает в нем уверенный нарциссизм и чувство неуязвимости. Высокая самооценка как раз и означает наличие подобного чувства неуязвимости, и человек получает его тремя основными способами. В первую очередь это происходит от силы другого человека – в частности, от матери, когда она является надежной опорой и не слишком вмешивается в собственной деятельность ребенка, и сильного отца, с которым ребенок может себя идентифицировать. Мы уже упоминали второй источник силы для преодоления уязвимостей – надежное владение собственным телом как безопасным местом, находящемся под контролем. Мы видим, что эта безопасность может быть ослаблена травмами, а также качеством семейного окружения на ранних этапах развития. Третий способ получить власть – это, конечно же, культурный принцип causa sui, символы и драматизация нашего преодоления животной уязвимости. (Вскоре мы увидим, насколько важен этот третий источник фетишизма.) Только эти три вещи, взятые вместе, могут дать нам целостное представление о динамике данного фетишизма.

Проблема личной свободы против видового детерминизма

Итак, большинство людей избегают крайнего фетишизма, потому что каким-то образом они получают право использовать свое тело так, «как задумано природой». Они выполняют видовую роль взаимодействия со своим партнером, не подвергаясь особой угрозе со стороны последнего. Но когда само тело представляет огромную угрозу для чьей-либо личности, тогда, по логике, видовая роль становится пугающей обязанностью, возможно, даже уничтожающим опытом. Если тело настолько уязвимо, то у человека возникает страх смерти от активного участия в тех или иных действиях. Я думаю, что эта идея объединяет все то, что испытывает фетишист. С этой точки зрения мы можем рассматривать все извращения как протест против погружения в стандартизацию видов.

Ранк развивал эту идею на протяжении всей своей работы. Единственным способом, которым человечество могло реально контролировать природу и подняться над ней, было превратить сексуальное бессмертие в индивидуальное. Ранк резюмирует последствия этого очень убедительно:

…по сути, сексуальность – это коллективное явление, которое индивид на всех этапах цивилизации хочет индивидуализировать, то есть контролировать. Это объясняет все [!] сексуальные конфликты в человеке, от мастурбации до самых разнообразных извращений и перверсий, прежде всего сохранение в тайне всю сексуальность индивидуумов, как выражение личного стремления индивидуализировать как можно большее количества коллективных элементов в ней43.

Другими словами, извращение – это протест против видового сходства, против погружения индивидуальности в тело. Это даже центр личной свободы по отношению к семье, собственный тайный способ самоутверждения против всякой стандартизации. Ранк даже делает захватывающее предположение, что эдипов комплекс в классическом фрейдистском понимание может быть попыткой ребенка противостоять семейной организации, покорной роли сына или дочери, поглощения коллективом, попыткой утверждения собственного эго44. Даже в своем биологическом выражении эдипов комплекс может являться попыткой превзойти роль послушного ребенка, найти свободу и индивидуальность через секс путем разрушения семейной организации. Чтобы понять это, мы должны еще раз подчеркнуть основной мотив человека, без которого невозможно понять основных жизненных принципов – самосохранение. Человеческий опыт делится на два разных вида – физический и ментальный, или телесный и символический. Таким образом, проблема самосохранения представлена в двух формах. Одна из них – телесная – стандартизированная и данная природой; другая – внутреннее «я» – индивидуальная и приобретается в процессе существования. Как человек добьется успеха, как он собирается оставить после себя свою копию или часть себя? Он собирается оставить копию своего тела или духа? Если он размножается телесно, он решает проблему преемственности, но в более или менее стандартизированной форме животного вида. Хотя он и увековечивает себя в своем потомстве, которое может напоминать о нем, в жилах которого может бежать его «кровь» и которое может хранить таинственные качества его предков, он может не чувствовать, что действительно увековечивает свое собственное внутреннее «я», отличительные черты своей личности и духа. Он хочет достичь чего-то большего, чем просто животная преемственность. Отличительной человеческой проблемой с незапамятных времен была необходимость одухотворять человеческую жизнь, поднимать ее на особый бессмертный уровень, выводя за пределы циклов жизни и смерти, характерных для всех других организмов. Это одна из причин, почему сексуальность с самого начала находилась под запретом; она должна была быть выведена с уровня физического оплодотворения на уровень духовный.

Подходя к проблеме преемственности или самосохранения с ее полностью дуалистичным характером, Ранк смог глубже понять смыслы греческого гомосексуализма:

В этом свете любовь к мальчику, которая, как говорит нам Платон, постоянно направлена на улучшение и совершенствование любимого юноши, безусловно, выглядит как… духовное совершенствование в другом человеке, который здесь на земле как бы становится достойным преемником; и это происходит не на базисе биологического воспроизводства своего тела, но в смысле духовного символизма – бессмертия в ученике, в младшем45.

Другими словами, греки