ему можно к тебе цепляться. Или к кому-то еще. Хочешь, я… с ним поговорю?

Ясмин покачала головой. Стоило только руку протянуть, и она могла бы его коснуться. Пеппердайн, как обычно, был одет в голубую рубашку – новую, с магазинными складками. Хоть бы он посмотрел на нее как следует.

– Ну а как ты вообще? – спросил он, глядя в пол. – Помимо… хм, этого. Как дела… дома?

Ясмин ждала с самого Рождества, а он так ничего и не сказал. Той ночью она выставила себя полной идиоткой.

– Ну, сам понимаешь, – ответила она и рассмеялась.

– Вообще-то нет. Не понимаю.

– Хорошо. То есть ничего хорошего, но я в порядке.

– Хм, хорошо. Хорошо. – Он поднял взгляд и уставился куда-то за ее плечо, отвлекшись на множество важных дел, которые ему предстояло запланировать и сделать.

– Мой отец изменял маме. – Это привлекло его внимание. – В последнее время – нет, но в прошлом он несколько раз заводил интрижки.

– Мне очень жаль.

Он и в самом деле выглядел огорченным. Но может, и нет. Его трудно понять.

– Вообще-то, по-моему, большинство мужчин ходят налево, – сказала она. – А может, и большинство женщин тоже. По-моему, люди просто так устроены. Если разобраться.

– Ясмин, я… – сказал Пеппердайн. – Я… Мм…

– Точно, ты занят. Все нормально, я уже ухожу.

– Нет, дело не… Я хотел спросить… насчет, хм, неверности… не хотелось бы слишком…

– Что? – Она затаила дыхание. Ей отчаянно хотелось, чтобы он что-нибудь сказал. Что угодно!

– Ты собиралась сказать своему… Ты ему сказала? Разумеется, ты не обязана мне отвечать.

– Пока нет. – Если Пеппердайн собирается притворяться, будто он ни при чем, то и она будет вести себя так же.

– Ясно.

– Ничего тебе не ясно! Я не сказала Джо, потому что мне стыдно. Ужасно стыдно. – Глядя, как он смущенно переминается с ноги на ногу, ей невыносимо захотелось причинить ему боль. – Я вообще не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что я с тобой спала! – Она разрыдалась.

Пеппердайн попытался ее обнять, но она его оттолкнула. Он сел на стол рядом с ней.

– Прости, – сказала Ясмин. У нее текло из носа. Она утерла его рукавом пальто, и на черной шерсти осталась серебристая полоса.

– Все нормально.

– Ты мне двух слов не сказал с самого Рождества. И еще много чего происходит… Девушка моего брата со дня на день родит, а моя мать… Не важно… Просто столько всего навалилось.

– Возможно, – произнес он, – возможно, нам стоило бы вместе поужинать и поговорить об этом. Благо поговорить есть о чем.

– Было бы здорово. Но я не могу, потому что… вдруг кто-то… Может, я заеду к тебе?

Он накрыл ее руку ладонью, и, несмотря на раскаленный радиатор и лоденовое пальто, по телу Ясмин пробежала дрожь.

– Думаю, что это не лучшая мысль. – Пеппердайн убрал ладонь.

– Почему?

– Потому что это неправильно. Сама знаешь.

– Я ему расскажу. Правда. Надо найти подходящее время, подходящие слова, или… И вообще, все друг другу изменяют, даже… Ну, просто… люди все время так делают.

Даже Ма. Но признаться в этом Пеппердайну она не решалась. Хотя она уже обнажилась перед этим мужчиной всеми мыслимыми образами (и кое-какими образами, которые до сих пор казались ей немыслимыми), Ясмин не могла рассказать ему о странных отношениях своей матери с ее особенной подругой. Твой отец держал меня здесь на привязи, как козу. Вот что сказала Ма, когда они собирали тыквы и лук. Держал здесь на привязи, как козу. Сегрегация. Что-то про сегрегацию. Баба не давал Ма общаться с… сообществом? Что бы это ни значило. Но не мог же он знать, что Ма нравятся женщины. Или мог?

– Не все, – сказал Пеппердайн.

– Не все что? – Она положила ладонь на его щеку.

– Ты сказала, что все изменяют. – Пеппердайн мягко убрал ее ладонь от своего лица. – Но это не так. Я никогда не был неверен.

– Правда?

– Да, правда, – рассмеялся он.

– Я ему расскажу.

– Надеюсь, не из-за меня. Я не хотел ни к чему тебя вынуждать…

– Нет, – холодно ответила Ясмин, вставая. Уже не впервые у нее возникло чувство, что он повел свою игру и перехитрил ее. – Не из-за тебя. Не беспокойся. – Она выдавила улыбку. – Кстати, тебе не кажется, что Шах регулярно перекармливает лекарствами пациентов с деменцией?

На секунду резкая смена темы сбила его с толку.

– А, из-за мистера Бабангиды? Ты из-за того случая решила, что он прописывает избыточные дозы?

– Согласись, что в тот раз дело обернулось не лучшим образом. У бедняги был перелом, а его запичкали антипсихотиками. Но вообще-то я уже не раз замечала, как тихо становится в отделении в присутствии профессора Шаха.

Пеппердайн потер челюсть.

– У тебя есть хоть какие-то доказательства? Ты их хотя бы искала?

– Нет. Просто интересно, замечал ты или нет.

– Не замечал. И полагаю, что это чрезвычайно маловероятно.

– Ладно. – Ясмин с притворной непринужденностью открыла дверь. – Когда-нибудь я приму твое приглашение на ужин! – Зная, что у нее нет никаких оснований для обиды, она состроила довольное лицо.

– Ясмин, – сказал он и развел руками.

Памятуя про цветы для Кэтрин, она вернулась в отделение. В кабинете Джули Ниам пересчитывала купюры и монеты.

– Что стряслось? – спросила Ниам. – Видок у тебя жуткий.

– Ничего. Просто тороплюсь. – Ясмин порылась в сумке в поисках кошелька. – Надеюсь, еще не поздно скинуться на…

– Джули попросила, чтобы я сама заказала букет. Слушай, не хочу совать нос в твои дела, но ты явно расстроена.

Ее ногти были накрашены ярко-красным лаком. Не лучший выбор, потому что из-за этого ее медные волосы выглядели оранжевыми. К тому же это против правил.

– Вот. – Ясмин протянула ей десятифунтовую купюру. – Открытку я уже подписала.

– Бедняжка Кэтрин, – сказала Ниам. – По ней видно, что она из тех, кто все держит в себе. Важно бывает с кем-то поговорить, согласись? Ну, про свои проблемы. – Она склонила голову набок, изображая сочувствие.

– У тебя лак на ногтях, – сказала Ясмин.

Ниам оглядела свой маникюр.

– Ой, совсем забыла! Я три дня была на больничном. Спина разламывалась, жуткий радикулит, ей-богу, в первый день еле ноги передвигала.

– Ладно, – сказала Ясмин. – Пока.

– Сейчас мне гораздо лучше, – сказала Ниам, – спасибо, что поинтересовалась. Спасибо за заботу, так приятно, что ты беспокоишься за своих коллег и не относишься ко всем нам так, будто мы недостойны твоего внимания. – Она поджала свои красивые губы.

Ясмин глубоко вздохнула, подбоченилась и моргнула. Эта Ниам невыносима! Не хочу совать нос в твои дела, но…. Если бы она изначально не сунула свой нос и не рассказала, что Джо отправился домой с той медсестрой… Не то чтобы Ниам была виновата. Но… она упивалась случившимся. Смаковала это по полной программе. Без конца это пережевывала. Ты явно расстроена. Серьезно?! Хоть стой, хоть падай!

– Прости, – сказала Ясмин. – Сложновато уследить за всеми твоими недугами. Я очень рада, что тебе было не настолько плохо, чтобы не накрасить ногти.

– Знаешь что, Ясмин, я сдаюсь! Я из кожи вон лезла, чтобы быть дружелюбной, и вот какова твоя благодарность.

Знаешь, Ясмин, он недурен собой. Честное слово, я бы это сделала. Дала бы ему. Ниам вечно пытается заигрывать с Пеппердайном. И он ни разу этого не заметил. А вот Ясмин с ним спала. Выкуси, Ниам!

– Ниам, сотри лак, – сказала она. – Ты нарушаешь правила гигиены. Правила существуют не просто так, и к тебе они тоже относятся.

Рыбы на суше

Они собрались в закутке (так называла его Гарриет), чтобы посмотреть Ранию по телевизору. Вы утверждаете, что женщины, соблюдающие мусульманские требования к одежде, не являются по-настоящему свободными, потому что нам промыли мозги. Она выглядела удивительно расслабленной, словно участие в теледебатах – обычное дело. Но скажете ли вы то же самое об участницах реалити-шоу «Остров