— Я вас не понимаю! Какая Пфау? — пролепетала Лизхен. —о чем вы, Елена Сергеевна?

— Понимаете, прекрасно понимаете, вы из понятливых, фрейлейн Эрсберг. На вашей совести не только шпионаж в пользу Германской империи, но и два убийства. За убийства в России полагается каторга. И свою подругу Лидию вы вовлекли в преступления и погубили, — я старалась поймать взгляд будущей каторжанки, но это оказалось по-прежнему невозможно.

Собственно говоря, никаких фактов и никаких улик, кроме внезапно мелькнувшей смутной догадки, основанной на интуиции, у меня не было. В каком-то смысле это был чистый блеф, но как известно, чем больше блефуешь, тем больше надежд на удачу. И кажется, я со своей догадкой попала в точку.

Лиза вдруг поменяла тон и заговорила весьма нахально:

— Вы, москвичи, все-таки на редкость провинциальны. Сколько живу в Москве, столько этому дивлюсь. Вечно собираете какие-то сплетни и делаете из них выводы согласно собственному примитивному восприятию мира. Там, где не хватает понимания, готовы приврать, а потом с апломбом выдаете плоды собственной фантазии за истину. Вот вы, Елена Сергеевна, поверхностно производите впечатление неглупой, интеллектуально развитой женщины, а на деле вы столь самодовольны, столь самоуверены и при этом столь тривиальны в своих подозрениях…

Я перебила ее:

— Мои тривиальные подозрения переросли в тривиальную уверенность. Возможно, виной всему мой провинциальный образ мыслей. Пусть так. Но вот вам мое отсталое московское мнение — это дело кончится плохо. Вас, Лизхен, пора арестовать. Я сейчас позову кого-нибудь на помощь и постараюсь не дать вам уйти. Успокойтесь, — бросила мне Лиза. — Что за дикие идеи? Вы произведете на людей впечатление буйнопомешанной. Что вы им объясните, подумайте сами — какие агенты, какой шпионаж, кто в Москве верит в шпионов? Выпейте воды и возьмите себя в руки, вы слишком возбуждены.

Она взяла со столика пузатый хрустальный графин и налила воды в стакан. Я отклонила ее руку, настойчиво предлагавшую мне воду — графины наверняка никто не менял с момента ареста Лидии, и вода за несколько дней застоялась. Но графин, сверкая хрустальными гранями в луче света, вдруг поднялся в воздух, описал дугу и опустился мне на голову, обливая меня водой. Мне показалось, что из моих глаз вылетел сноп искр, и одновременно комната отдалилась и поплыла, распадаясь на туманные тени, прежде чем свет померк окончательно.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Райские врата. — Судьба решила предоставить мне еще один шанс. — Трое за столиком с коньяком. — Сколько бед на мою голову. — Паулина Догау, или попросту Пфау. — Битва железных женщин. — В нашей жизни мало романтики. — Извращенные вкусы.

Когда удалось вновь открыть глаза, я сквозь дымку увидела нечто белое, непонятную белизну без всяких признаков каких-то определенных предметов. Неужто святой с гостеприимным возгласом «Следующий!» уже распахнул предо мной райские врата?

Но ее величество Судьба была так бесконечно благосклонна, что решила предоставить мне еще один шанс… Постепенно мой взгляд прояснился, и я определила, что бесконечная белизна перед глазами— всего-навсего свежепобеленный потолок, причем не какой иной, как потолок моей собственной спальни.

Сделав попытку повернуть голову, я почувствовала, что мне что-то мешает, кажется, какая-то тугая повязка, стягивающая лоб и макушку и зафиксированная под подбородком. Пришлось повернуть голову вместе с плечами и лечь на бок. Тут уж перед моими глазами открылась картина весьма далекая от райских кущ.

За маленьким столиком в углу спальни сидели господин Легонтов, доктор Шёненберг, модный московский врач из обрусевших немцев, с которым довелось когда-то близко познакомиться при попытке распутать очередное преступление (и почему вокруг меня так и кишат разнообразные криминальные личности? я имею в виду, конечно, не доктора, хотя и он был кое в чем замешан…); компанию гостям составлял мой собственный супруг; на столике перед ними стоял довольно объемистый графин с коньяком, уже наполовину опустошенный, и три рюмки. Никаких особенных закусок не наблюдалось, а пить коньяк натощак чревато неприятными последствиями.

Да, следует признать, что хозяйка из меня никудышная. Факт прискорбный, но, увы, неоспоримый — слишком часто я пускаю домашние дела на самотек, и вот результат — в моем доме гостей даже не покормили. Просто позор!

— Миша! — позвала я мужа слабым голосом. — Надеюсь, ты предложил господам пообедать? И не увлекайся коньяком, друг мой, не забывай, что сейчас пост!

— Она очнулась!

Господа, бросив рюмки, сорвались со своих мест и кинулись ко мне.

— Елена Сергеевна, ради Бога не вставайте, даже не приподнимайтесь — у вас травма головы и сильнейшее сотрясение мозга. Лежать, голубушка, лежать! — зачастил доктор, уже вцепившийся в мое запястье, чтобы нащупать пульс. — Как минимум неделю строжайший постельный режим, а там посмотрим.

— Леля, как ты напугала, — муж схватил мою вторую руку, свободную от пальцев врача. — Но я готов просить прощения у современной женской моды, которую недооценивал — твои шиньоны, валики для волос, а главное верховая шляпка, спасли тебе жизнь, смягчив удар и Александр Матвеевич оказался на высоте.

— Внес свою лепту наравне со шляпкой, — улыбнулся Легонтов.

— Когда ты исчезла, — продолжил он, — Александр Матвеевич узнал, что ты побывала в тюрьме у Лидии, и догадался, что оттуда ты отправилась на Рождественский бульвар, где и нашел тебя в бессознательном состоянии с разбитой головой. Оказалось, там же в этот день видели и мадемуазель Эрсберг, с которой вы, вероятно, столкнулись…

— Господи, сколько бед на мою голову, — я потрогала бинты, скрывавшие мои раны, ибо беды упали на голову не только в переносном, но и в самом прямом смысле. И все из-за того, что я так и не научилась разбираться в людях.

— Да, господа, похоже, Москву ожидают тяжелые времена, — я нашла в себе силы улыбнуться. — Шпионаж свирепствует, принимая размеры эпидемии. Эрсберг тоже оказалась шпионкой, причем не рядовой, как Лидия. Когда я поняла, что Лиза и есть пресловутый Павлин, тут же получила за свою понятливость от милой барышни графином по голове. Кстати, ее удалось задержать?

— Увы, — вздохнул Легонтов. — Мадемуазель Павлин кинулась бежать, распушив все свои перья, и ухитрилась скрыться. Но вы не волнуйтесь, Елена Сергеевна, теперь-то мы ее найдем — ведь наконец, благодаря вашей догадливости, стало ясно кого именно нужно искать. Кстати, она не Лиза и не Эрсберг, документы — очень качественная подделка. Васильеву удалось узнать, что ее настоящее имя Паула Догау. Друзья звали ее Паулина.

Паулина. У нас это звучит как Павлина, оно широко распространено среди крестьянок Малороссии… Паула — Паулина — Павлина павлин — Пфау. Какая простая цепочка!

— Она прошла специальную подготовку в Германии и считается одним из лучших агентов немецкого генерального штаба, — продолжал Легонтов. — Так что вам, Елена Сергеевна, довелось схлестнуться с профессионалом. Чудо, что вы остались в живых.