Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жан!
Клер поспешила открыть. Юноша вошел, окинул ее взглядом.
— Какая ты красивая!
Она обняла его за талию, притянула к себе, поцеловала в губы. Их тела вибрировали от нетерпения и восторга.
— Ты голодный? — спросила девушка.
— Да, изголодался по тебе, только по тебе!
Не размыкая губ, они прошли в кухню, упиваясь ожиданием момента, когда оба будут голые, тела — переплетены, разгоряченные, задыхающиеся в экстазе.
Фуа-гра с вином Жан попробовал только в три ночи. Он не стал одеваться, просто повязал вокруг талии полотенце. Его черные волосы рассыпались по плечам «ломаными» волнами: днем он носил их собранными на затылке. Клер не могла на него насмотреться. Ей хотелось запомнить все до мельчайших деталей — все родинки и даже крошечный шрам над правой скулой. Она любовалась его тонким носом, ямочкой на подбородке и особенно — синими глазами, которые, в обрамлении густых черных ресниц, казались подведенными.
— Я так тебя люблю! — повторяла она.
Он отвечал пылкими взорами. Если б только можно было отобразить на холсте округлые формы Клер, ее атласную кожу, копну волнистых волос, красоту девичьей груди! Но Жан никогда не держал в руках кисти и красиво излагать свои мысли тоже не умел.
— Ты — моя кровь, моя плоть, — прошептал он, усаживая девушку к себе на колени.
Она укрылась в его объятиях. С рассветом он исчезнет, уедет далеко-далеко — ее ласковый, заботливый, терпеливый Жан! Клер хотелось закричать: «Не уезжай!» Но, будучи девушкой разумной, она понимала, что уговоры не помогут.
— Напиши, как только зайдете в порт. Жан, обещай мне! Я собираюсь на днях рассказать отцу правду. Я все ему объясню. И он нам поможет, я уверена, потому что любит меня. Он даст мне немного денег, я приеду в Ла-Рошель с Матье, и мы больше никогда не расстанемся. Фредерику Жиро я отправлю письмо, и он тоже поймет. Ну не стал бы он тащить меня к алтарю силой!
Они еще долго разговаривали. Каждое слово — вполголоса, скрепленное поцелуем, — их утешало.
Наконец Жан надел дождевик — тот самый плащ из шерстяного драпа, который показался Клер необычным. Взял свою сумку. Девушка погладила его по щекам, сжала его руки в своих. Они в последний раз поцеловались.
— Мэтр Руа, наверное, скоро встанет? — Жан с тревогой покосился на окно, за которым уже было светло.
— По воскресеньям он теперь отсыпается. Прощай, любовь моя! Нет, не так: до свидания!
Клер стояла и смотрела, как он идет через чуть заросший сад позади дома. Она махала рукой, силясь улыбнуться, и ей казалось, что сердце вот-вот разобьется на тысячу осколков. А еще — что никогда ей еще не было так плохо, как в это утро…
* * *
Северная Атлантика, 8 января 1898 года
Стоял мертвый штиль. Сейнер «Бесстрашный» шел сквозь густой туман. Это несколько хвастливое название капитан дал судну, перекупив его у бретонца по фамилии Ле-Куэнек[34]. Корабль был крепкий, недавно перекрашенный в красный и синий цвета.
Ночь в этих широтах наступала в четыре пополудни. Ранняя темнота немного угнетала экипаж. Три его члена, Жан в их числе, отправились в экспедицию к Ньюфаундленду впервые. На борт он ступил полный оптимизма, но скоро разочаровался.
Огромная масса воды, без конца колышимая волнами, — вверх-вниз, взлет-падение, и эта постоянная качка… Пища не задерживалась у Жана в желудке: его постоянно рвало.
— Смотри на линию горизонта, парень! — советовал ему один из старших товарищей, уроженец Сен-Мартен-де-Ре. — Ничего, привыкнешь.
Жан вместе с остальными членами экипажа ночевал в кубрике. Воздух там был затхлый, зловонный. Как же он скучал по летнему аромату лугов, когда желтые левкои пахнут медом! Юноша упрекал себя в слабоволии, потому что жаловаться на условия на борту он не мог.
В этот вечер он стоял, опершись локтями о леер. Живот сегодня почти не болел. На «Бесстрашный» опускался покров полярного холода.
— Скорей бы мы доплыли до Ньюфаундленда! — сказал он Леону, шестнадцатилетнему пареньку, следовавшему за ним как тень. — Наверное, уже мало осталось. Вон какой холод!
У них с Жаном быстро завязалась дружба. Этот хрупкий подросток — про таких еще говорят, что их ветром носит, — плакал по ночам, скучая по матери. Однако выбора у него не было: дома — десять младших братьев и сестер, и их нужно кормить.
— А мне хочется, чтобы мы поскорее наловили чертовой трески и вернулись! — пробормотал Леон, глядя на товарища своими серыми глазами. — Честное слово, лучше пойду в зеленщики или лакеи! Только не в моряки!
— Не переживай так, — отвечал Жан. — Когда пойдет рыба, скучать будет некогда. И если этот треклятый туман рассеется, мы, может, даже увидим китов. Так сказал капитан.
Парни замолчали, впечатленные тишиной. Ее нарушал только тихий плеск волны об обшивку. Громадный черный пес, лохматый, как медведь, подошел и ткнулся мордой Жану в ладонь.
— А, Дик, старина! Пришел нас проведать?
Пес был своего рода корабельным талисманом, но этим его роль не ограничивалась. Дик был научен спасать упавших за борт, а потому, казалось, следил за каждым неловким движением матросов. Он прекрасно плавал и хорошо переносил холод.
— Он напоминает мне Соважона, помесь собаки с волком, — сказал Жан Леону. — Моя невеста в Шаранте нашла его, тогда еще крошечного щенка, под боком у убитой волчицы. И этот пес меня обожает!
Леон улыбнулся. Он готов был слушать Жана часами, особенно если речь шла о Клер, самой красивой девушке во Франции, — энергичной, веселой, жизнерадостной, очаровательной и у которой вдобавок вкуснейшая выпечка.
— Она приедет ко мне весной. Поселимся в Ла-Рошели, и я вас познакомлю. Даю слово, Леон: она испечет для тебя савойский пирог. Он сладкий, с золотистой корочкой и тает во рту!
Посреди океана, затерянным в ночи с ее непроницаемым туманом, так приятно им было мечтать о солнце, о красивой приветливой девушке и всех тех деликатесах, которые они попробуют вместе.
Подошел старший помощник капитана, за глаза именуемый Колченогим. Он и правда хромал, и никто не знал почему. Старпому импонировал покладистый и старательный Жан. В одно утро, когда Жан подметал твиндек, Колченогий заметил некрасивый шрам у него на запястье.
— Что, парень, свел номер с запястья? — Старпом заговорщически подмигнул. — И правильно. Я тоже там побывал. На Йерских островах, в Средиземном море. Мне повезло — я сбежал. Добрые люди полгода меня прятали. Это было двадцать лет назад. Ты не переживай, здесь ни у кого нет прошлого. А может, и
