– Не хочу, – сухо произнесла шпионка. – Благодарю вас, я бы лучше подремала.

Словно дверь у нее перед носом закрыла – но это не возымело действия.

– Ну и ладно, я предложила, ты отказалась, а могла бы чем-нибудь полезным разжиться… Я не навязываюсь, даже если со стороны кажется, что навязываюсь. И я не обидчивая, что бы там про меня ни говорили, но если меня приглашают в гости, а когда я наконец-то прихожу, сразу велят вывести вон – как это, по-твоему, называется?..

«Я бы тоже велела вывести тебя вон, – подумала Хенгеда. – С удовольствием бы выкинула тебя из кареты».

– Теперь ему придется постараться, чтобы снова зазвать меня в гости, во второй раз я просто так не приду, пусть не надеется… Знаешь что, у меня есть кузина, ну, считается, что она как будто моя кузина, хотя на самом-то деле чай седьмой заварки, и вот она бы на моем месте за такое убила, а я просто повернулась да и ушла… Но если меня все время обзывать одними и теми же словами, мне это, конечно, не понравится, а кому бы понравилось…

В карете было темно, как в чулане. Назойливо пахло дешевыми духами и пудрой. Когда в окошко заглядывала луна, белки глаз сидевшей напротив развязной барышни синевато поблескивали, словно эмалевые, и смутно белела атласная роза на ее шляпке.

«Как будто я утонула в пруду, в котором живет словоохотливая русалка, а пруд маленький, и деваться некуда…»

– Если вы не против, я собираюсь немного поспать.

– Да спи, кто тебе не дает, я только вот что хочу сказать, если вдруг повстречаешь мою кузину, и она начнет у тебя что-нибудь выпрашивать, лучше сразу отдай, она привыкла добиваться своего, а если не встретишь – считай, тебе повезло…

Хенгеда закрыла глаза. Украсть у нее нечего, к болтовне этой трещотки она притерпелась. Ее с малых лет готовили в агенты и приучили засыпать в любой обстановке.

Дед и отец, оба службисты, воспитывали подрастающую амулетчицу в строгости: «В твоих жилах течет кровь Кренглицев, ты должна быть достойна своего имени, чтобы мы тобой гордились». А мама всегда была образцовой хозяйкой дома, чинной, благовоспитанной, как будто с упоением играла роль образцовой хозяйки, супруги и матери. Словно шкатулка на полке в гостиной, свидетельствующая о достатке и пристойных вкусах своего владельца, а если эту загадочную шкатулку открыть – внутри обнаружишь потертую бархотку, чуть-чуть пыли и сломанную булавку. Хенгеда и в детские годы, и потом считала, что строго выверенная забота с демонстрациями ласки, напоминающими красивые, но несъедобные пирожные из папье-маше в витрине кондитерской – это и есть материнская любовь. Однажды шкатулку случайно уронили, она открылась, и оказалось, что нет там никаких сокровищ…

«Я должна посмотреть домовые книги, старые записи о найме прислуги или еще какие-нибудь зацепки».

В семье Кренглиц домовые книги содержались в идеальном порядке: пронумерованные, с датами на корешках, все записи сделаны разборчивым почерком. В каморке на чердаке хранился архив за прошлый-позапрошлый век, а те, что поновее, стояли на полках в кладовке.

– …И вовсе я никому не мешаю, но если похлебку не перемешивать, в ней же все слипнется и ляжет на дно кастрюли, только попробуй себе это представить, – не умолкала попутчица. – У меня столько беготни, столько хлопот, хорошо, когда есть помощники, которые, правда, не знают, что они мои помощники, но тоже вовсю баламутят, поэтому я таки отыскала лазейку и вернула его домой, хорошо же, правда? И тебе с этого хорошо, ну, сама подумай, будто бы у тебя внутри много комнат, и часть из них была заперта, и ты об этом даже не знала, а он распахнул дверь – и все это твое, и тебя больше, чем тебе раньше казалось…

Она все-таки задремала, а когда проснулась, была в карете одна, только на противоположном сидении лежала оторванная от шляпки атласная роза. Небо за окнами посветлело – хмурая утренняя синь, луна просвечивала, как бумажная. Копыта цокали по мостовой: пригород.

Абенгарт был не то, чтобы охвачен паникой, но вовсю шла эвакуация. Министерство благоденствия уже выехало полным составом на север, в крепость Треген у отрогов Сновидческого хребта: дежурный порученец сказал, что, согласно генеральному предписанию, всем вернувшимся агентам надлежит проследовать туда же.

Перед тем как отправиться в Треген, Хенгеда завернула вначале в лавку, потом домой. Ей надо было кое-что проверить и кое-что сделать.

Двухэтажный кирпичный дом Кренглицев, тесно окруженный надворными постройками, находился в пригороде. Родители и дед уже уехали, присматривать за хозяйством осталась старая прислуга. Девушка ее отослала: если Дирвен узнает, что здесь жила Хенгеда Кренглиц – будет, как в Аленде, и плевать ему, есть кто-нибудь внутри или нет.

Домовая книга двадцатичетырехлетней давности стояла в кладовке на своем месте. Долго искать не пришлось – она ведь уже знала имя. Молодая служанка Нимче Кьонки, приехавшая на заработки из Ширры, занемогла и слегла, вместо нее наняли в помощь кухарке другую девицу. В следующей книге нашлась запись о расчете Нимче Кьонки – в месяц Пчелы, через три месяца после того, как родилась Хенгеда.

«Вот я и открыла вашу шкатулку».

Никаких эмоций. Почему она должна испытывать по этому поводу какие-то эмоции?

Растопила на кухне плиту, нагрела воды, развела в большой фарфоровой чашке краску.

Пока волосы сохли, собрала вещи. Выйдя с котомкой за ворота, в последний раз оглянулась на дом – вряд ли он благополучно дождется своих хозяев.

Почтовые кареты были переполнены, билет для нее нашелся только благодаря жетону Министерства благоденствия. И то досталось место на крыше почтовой кареты третьего класса, открытое всем ветрам. Зато обзор. И северный ветер ей не враг, она у него на спине каталась.

Хенгеда закуталась в теплый шерстяной плащ и втиснулась на лавку меж других пассажиров, от которых пахло луком и нафталином. Прядь волос, выбившаяся из-под ее капора, пламенела, как осенние листья.

Кемурт уже третий день обитал в книжной лавке, разгромленной шаклемонговцами. Раньше он, случалось, заходил сюда: лавку держала пожилая пара, то ли муж и жена, то ли брат и сестра. Хотелось надеяться, что они выжили, просто куда-нибудь переехали… На первом этаже в потемках можно ногу сломать: на полу громоздились сорванные со стен полки и кучи книг, опрокинутый прилавок – словно киль затонувшего корабля. По ночам в этом бумажном море шуршали мыши. А на втором хоть и побывали мародеры, зато в маленькой гостиной уцелел диван. Даже стеганое одеяло нашлось. Распоротое – или хозяева достали что-то зашитое, или грабители искали деньги – но чтобы укрыться сойдет.

Дверь не запиралась, окна на первом этаже вдребезги – залезай, кто хочешь. Кем постоянно был настороже: Зомар не оставлял попыток застать его врасплох и не раз угадывал, где он прячется. Впрочем, лавка находилась далеко от тех кварталов, где они познакомились, вчера и позавчера он сурийца не видел.

Он уже принял решение вернуться в Абенгарт и сейчас собирал в дорогу все необходимое. Ходили слухи о войне, о том, что король Дирвен после быстрой и сокрушительной победы над Молоной послал военный флот в Овдабу. Еще два-три дня – и прощай, Аленда.