VIII

Наверное, не было на широкой околице ни более счастливой свадьбы, чем эта кровавая, ни лучше подобранной пары. По-настоящему счастливому Флориану воевода долго в гнезде не дал сидеть. Раз за разом в нём нуждались, едва слезши с коня, он должен был пересаживаться на другого; едва поздоровавшись, прощаться.

Тогда Далибор оставался на страже гродка, дома, жены и хозяйства, а Домна также ему помогала. Красивая молодая пани была и работящая и мужественная, как пристало жене вояки. Целые дни она не садилась и не отдыхала, или с девушками своими прядя и распевая, или развлекая отца, наводя в доме порядок, наконец, молясь, потому что, хотя в монастырь идти не хотела, была очень набожна.

А эта её набожность и работа были придивными, окрашенными весельем, светлым лицом, спокойной, невинной, почти детской улыбкой, которая никогда не сходила с её уст.

Старый Далибор, смотря как она, напевая, крутилась по дому, плакал от радости. Людям также эта радость пани прибавляла сердце… Все её любили, а из-за этой любви одновременно опасались. Её слово считалось за приказ, и чего иногда Далибор не мог страхом, она делала взглядом.

Так прошло несколько месяцев в ничем не замутнённом счастье, когда однажды весной смотритель, возвращаясь с поля, объявил Далибору, что на Вилчей Горе происходило что-то особенное.

Он говорил, что туда съехались какие-то люди, сперва – на осмотр, потом – с вещами и конями, и как бы себе лагерь складывали.

Много лет никто туда никогда не наведывался, руины стояли пустошью, кругом были беспанские поля, на этот раз пан нашёлся.

Под самым боком Шарых это был немилый гость при неопределённых границах. Сначала послал старый пан смотрителя, чтобы достал информацию о гостях.

Смотритель, которого звали Внуком, человек уже седой и бывалый, взяв коня, и, якобы объезжая поля, заехал под Вилчу Гору. На ней было человек двадцать, все вооружённые, холоп в холопа здоровые и сильные. Увидев его, один встал и спросил, чего хочет.

– Я тут по соседству, – сказал Внук, – смотрю, что нам за гости прибыли, потому что здесь давным-давно никто не гостил.

– Ну, а теперь за все времена будете иметь соседей и гостей, – засмеялся тот, что с ним разговаривал, человек, помеченный несколькими шрамами на лице.

Они посмотрели друг на друга.

– Что же, купили или унаследовали? – спросил Внук.

– Я купил, – дерзко ответил спрошенный, – и много заплатил, пергамент имею, как следует, под печатью при свидетелях… а кто читать не умеет, тогда ему железом объясню своё право.

– А разрешено знать, как вас именуют? – спросил терпеливо Внук.

– В своё время узнаете! – отозвался порубленный, уходя.

Козларогам немного не на руку было получить соседа, где раньше сами хозяйничали на беспанском – но, оттого, что никаких прав на Вилчу Гору не имели, должны были терпеливо сносить, что там делалось.

Очень горячо крутились возле пустого пригорка, на что из Сурдуги можно было смотреть, потому что глаз легко до него достигал. Новый наследник имел с собой около ста человек и несколько возов. И хотя на них запасы себе привезли и что было нужно для жизни, не без того, чтобы чего-то не хватало им. Поэтому сперва некоторые из людей начали доходить до Возник, чтобы себе пива достать и свежего хлеба.

Внук, который в это время объезжал леса, одного из них застал в постоялом дворе в Возниках. Человек был немолодой и жестоко порубленный, без пальцев на руке, без одного глаза, ковылявший на одну ногу, но дерзкий как разбойник.

Желая что-то доведаться о Вилчей Горе, Внук угостил его пивом, чтобы вытянуть слово. У подвыпившего человека развязался язык.

Он тогда сразу разболтал, что они со своим старшиной, как он его называл, усмехаясь, долго охотились по дорогам, тут и там, но что им, в конце концов, эта жизнь опротивела, потому что за ними теперь гонялись и очень преследовали. А так как их старший заработал немного денег, обязательно хотел поселиться в этой околице, заслышав о пустой Вилчей Горе и землях, ей принадлежащих, – поехал к владельцам и купил эту землю за пять коп грошей, четырёх коней и штуку алой ткани, которую некогда украл у купцов на дороге.

Старшего своего разбойник звал Никошем Буком и рас сказывал о нём, что более смелого и дерзкого, чем он, на свете не было.

Кольнуло Внука, когда имя услышал, что Никош, должно быть, тот же самый, который в Лелове пребывал и добивался Домну, а потом на едущую свадьбу напал; но, не давая по себе знать, поехал он отсюда прочь в Сурдугу.

Там, когда всё поведал Далибору и описал виденного ранее Бука, не было сомнения, что это был тот самый Никош, который на их мир насел, а теперь, наверняка, не для чего иного в Вилчей Горе поселился, только чтобы им жизнь отравить.

Таким образом, должны были сразу подумать об укреплении замка, потому что и ночное нападение, и ограбление, и всякое насилие были возможны.

На границах также должны были бдить, так как сразу в леса поехали люди с Вилчей Горы с возами и в Сурдугской пущи рубили деревья.

Приказали позатыкать луга и обозначить рубежи.

На следующий день пограничные знаки нашли вырванными и поломанными. Война начиналась.

Но это были только вестники, потому что до столкновения не дошло. Старый Далибор его избежал.

На Вилчей Горе, тем временем, усердно строили, свозили дерево, тесали, очищали от руин, насыпали валы, сделали на рву мост и ворота с решёткой – а во дворе замке, где некогда стояло поселение, новый наследник для своих людей начал сколачивать шалаши и хижины.

Те его люди, что были одни и не имели с собой ни одной бабы, чтобы им платки стирала и еду варила, двинулись сразу искать себе подружек, и в Сурдуге узнали, что одного дня впятером пустились на усмотренный за Пилицей ручей, и при нём, куда девушки и женщины из Вулки приходили стирать бельё, схватили одну пятнадцатилетнюю девушку, а другую молодую, замужнюю, привязали их к лошадям и увезли.

Пустилась за ними погоня, но плохо вооружённые крестьяне дали себя побить, а девушку и женщину разбойники увезли. До какого-то времени держали их в замке и, хотя за них себя упрекали, выдать не хотели. Так и остались.

Тревога пошла по околичным селениям, так что уже ставили охрану от этих грабителей. Они также выехали за третьей девушкой, и, по-видимому, дальше, на расстоянии несколько миль схватили свинарку, и так ушли с ней, что и