Об историческом фоне не говорю – его не то что нет, просто он из другой эпохи. У Олди есть какое-то представление о классической Греции, но никак не о микенской культуре. Какие еще клепсидры у ахейцев? И конницы у них не водилось. Железный меч был бы нонсенсом даже в руках Цезаря, не говоря уж об Одиссее. Одежда описана опять же классического периода (гиматии, хлены и т. п. ) и на микенцах смотрится так же дико, как фраки и кринолины. Письмо греки в это время использовали критское (линейное письмо Б), а не финикийский алфавит. В общем, впечатление осталось гадостное.

Классическая Греция вместо микенской культуры? Да. Опиши мы реалии более архаичной микенской культуры, 99% читателей не опознали бы их, как «греческие»! И художественная достоверность была бы утеряна. Съежилось бы пересечение кругов знаний читателя и автора, поскольку микенский культурный слой мало кому известен, кроме специалистов. Мы намеренно брали классический греческий «антураж». Для чего? Чтобы сразу вызвать ассоциации с традиционно-мифологической, привычной Грецией, с античной тематикой. Вспомните классическую живопись с сюжетами «Персей и Горгона», «Леда и лебедь», «Даная и золотой дождь»; взятие Трои или убийство Агамемнона… Везде классическая Греция, от доспехов до сандалий, а не архаико-микенская. Иногда же художник и вовсе одевал греческих героев (да и римских легионеров, случалось) в современные художнику костюмы. Работая над картиной, он в первую очередь учитывал художественные задачи произведения.

Вы скажете, есть сотни молодых и талантливых авторов, которые пишут романы на любом фактическом материале, который не соответствует… ВООБЩЕ НИЧЕМУ. Это вы их, мол, поощряете. Ничего подобного. Мы их не поощряем, а хвалим. Они большие молодцы. Какие художественные задачи они себе ставят? Написать развлекательную шнягу для тинейджеров. Они ее, эту шнягу, честно пишут, и все реалии там подчинены вышеописанной художественной задаче. За что их ругать? Они же не создают исторический или реалистический роман. Их цель – «книжка от мозгов» с элементами узнавания таргет-группой (рыцарь говорит как студент, и король говорит как студент, и маг шутит как студент…). И цель эта достигается железно.

Здесь вопрос не в «нравится – не нравится». Здесь вопрос стоит иначе: «есть задача – есть способ реализации».

У книги есть три правды. Представим книгу как спектакль – нам так проще.

Есть правда театроведа. Театровед, рассматривая спектакль, великолепно ставит его в контекст сценической культуры и истории театра. Он расскажет, как это происходило раньше, с какой стороны освещалось, как двигало развитие жанра, как пружины конкретного спектакля соотносятся с театром Ежи Гратовского или «кабуки»… Правда театроведа – мощная, обоснованная правда теоретика.

Есть правда режиссера-постановщика. Он знает, как использовать тот или иной прием (мизансцена, музыка, освещение; решение сцены, постановка задачи актеру и пр. ), чтобы тот сработал. Он расскажет, как спектакль ставится, при помощи каких методов и инструментов, как добиться от актера выполнения поставленной задачи. Это действенная, конкретная правда практика.

Есть правда зрителя. Это правда восприятия. Кстати, едва зритель от правды восприятия переходит к разбору пружин или истории жанра – он перестает быть зрителем и становится режиссером или театроведом. Плохим или хорошим, не важно. Важно другое – в роли режиссера или театроведа зритель становится уязвим. Если ты переквалифицировался – будь добр, отвечай за каждое свое слово по-взрослому, как профессионал.

Достоверность тоже бывает разная. Есть достоверность психологическая в недостоверных декорациях. Все мотивы поведения достоверны, а реалии окружающего мира – нет. Скажете, ерунда? Нет, это театр. Пример: Гамлет не убивает Клавдия на молитве. Вспомним Шекспира: Клавдий молится, а Гамлет думает, убить или не убить. Почему он не трогает короля-предателя? Для современного зрителя этот мотив зачастую недостоверен. Вот же враг, спиной к тебе – бей! Но Гамлет знает: убитый во время молитвы сразу попадает в рай. А отец Гамлета умер без исповеди и попал в ад. Значит, надо убить Клавдия только «в расцвете грехов». Достоверный мотив в окружении мешковины, картона и досок.

Весь Шекспир – вызов достоверности. Какая Верона, какая Дания? Его древние греки – вообще посмешище, правда? Просто Шекспир выше этого. Висит на сцене табличка «Дворец» – и спектакль обходится без декораций. Они не нужны. Увы, современный зритель (читатель, критик) разучился реагировать на табличку «Дворец». Моего воображения не хватает – будьте добры, уважаемый джинн, постройте мне весь дворец до мельчайших подробностей!

Бывает достоверность декоративная при недостоверности мотиваций и поведения персонажей. Это большинство книг про «попаданцев» или книг, посвященных альтернативной истории. Все реалии на месте, вплоть до последней заклепки. Мотивы поступков, поведение героев, прямая речь персонажей – абсолютно недостоверны! Герой, общаясь с Николаем I, строит фразы, как современный студент Политехнического. А фразы-то строились иначе – посмотрите прямую речь у Пушкина, записи Жуковского, Вяземского…

Дальше заклепки достоверность не проходит.

Техническая, бытовая (если угодно, историческая) достоверность – это не цель, а средство. Их, увы, поменяли местами. Превратили средство в цель. Писатель может ошибаться в чем угодно, но цель у него другая. Да, необходим определенный объем знаний, но все это – средство, одно из многих. Иначе книга вместо художественного произведения превращается в этнографический справочник. И десять «знатоков» на форуме будут радоваться, что на каждой странице есть по двадцать примечаний размером с простыню.

Для писателя естественно, начав работу над книгой, собрать материал для работы. Заклепки и гайки, мечи и орала, гипердвигатели и доспехи, физика и химия, биология и этнография; если исторический роман, то реалии эпохи… Но собирая материал, автор все равно не станет профессионалом в данной области. Ни физиком, ни историком, ни механиком гипердвигателей. Да, он будет знать больше среднего обывателя, но, выводя на сцену героя-сапожника, не научится тачать сапоги.

Зачем же тогда собирается материал? Чтобы обмануть доверчивого читателя? Сделать вид, что все написанное – чистая правда? Будете смеяться, но в большой степени именно для этого. Мы, писатели, профессиональные обманщики. Мы – фокусники, и должны убедить вас, что из цилиндра можно достать кролика. «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад…»

Но и это не главное, для чего собирается материал. Существует еще одна, авторская достоверность. Писатель собирает материал в первую очередь для себя. Когда в достаточной степени входишь в материал – ты входишь в созданный тобой же мир, начинаешь в нем жить. Точно так же актер во время работы формирует правду создаваемого образа. Актер тоже не перевоплощается в своего персонажа целиком и полностью! При полном отождествлении актер, играющий Гамлета, первым делом упал бы в оркестровую яму. Ведь в реальном, «жизненном» Эльсиноре оркестровой ямы нет!

Писателю необходима критическая масса собранного материала для вхождения в творческое состояние. Это нужно для достижения ХУДОЖЕСТВЕННОЙ достоверности.