– Серафима, я прикажу сейчас запереть тебя в комнатах наверху, и ты ничем не сможешь помочь мадемуазель Александре. Не думаю, что она осмелится вернуться в избушку на озере, мороз крепчает, а она в костюме, который совсем не подходит для нашей зимы. В последний раз тебя спрашиваю, ты будешь отвечать?

– Буду! – едва слышно прошептала девушка, снова быстро посмотрела на Павла и перекрестилась. – Ей-богу, ваша светлость, нам чего дурного барышня не замышляла, просто мы не хотели, чтобы барин поехал к Волоцким. Тогда бы вы узнали, что барышня рисует себе веснушки...

– Зачем это понадобилось? – Князь растерянно оглянулся на Павла. – Ты что-нибудь понимаешь? Впервые встречаю красивую девушку, которая намеренно уродует себя.

– Значит, я был прав! – Павел окончательно восстановил душевное равновесие и тоже подошел к Серафиме. – Теперь я понимаю твои намеки насчет царевны-лягушки, но объясни нам, дорогая, какие цели вы преследовали, когда устраивались на работу в княжеский дом?

– Мадемуазель Александре было очень нужно это место, но ее внешность всегда была помехой при найме на работу, вот мы и придумали поступить подобным образом.

– Но ведь гораздо проще было сознаться во всем?

Серафима насупилась:

– Об этом спросите у барышни, а я вам и так слишком много сказала.

– Ну что ж, и на этом спасибо! – вздохнул князь. – Но ночевать тебе сегодня придется в другой спальне, а компанию тебе составят два юных злоумышленника, чтобы неповадно им было отца в дураках оставлять!

Кирилл крикнул дворецкого, и провинившаяся горничная отправилась в заточение на пару с младшими отпрысками рода Адашевых.

– Сейчас ты, надеюсь, объяснишь мне, что происходит в твоем доме? – Павел положил руку на плечо товарища. – Начни с того, как эти девицы умудрились прознать, что я собираюсь навестить Волоцких?

– Это мне неведомо, но одно я знаю точно: сегодня я видел самую красивую из всех женщин когда-либо встречавшихся мне! Теперь уразумел, дурья твоя башка, почему она так держалась на балу и не боялась присутствия Серафимы рядом с собой?

– На твоем месте я бы не сходил с ума от счастья раньше времени, а прежде разузнал как следует, откуда она, кто ее родители...

– Слушаю тебя и ушам своим не верю, Павлуша! Совсем недавно ты меня убеждал, что лучше Саши девушки нет на свете, теперь советуешь повременить, а если я не могу ждать, если я боюсь ее потерять?

– Вот поэтому сделай, как я тебе советую, честно сказать, я тоже в этом каким-то образом заинтересован.

– Каким же, если не секрет?

– Извини, братец, но пока ничего определенного сказать не могу. Знаю только наверняка, что у меня появился повод обдумать сегодня ночью перспективы моего житья-бытья. – Павел взял в руки сверток, который Адашев оставил на кресле. – Это та самая лягушачья кожа.

– Верно, и сейчас мы предадим ее огню, как того сказка требует! – Князь рассмеялся и бросил сверток в камин. Пламя жадно набросилось на платье, через несколько минут от него осталась лишь горсточка золы. Кирилл задумчиво посмотрел на друга. – Ты представить себе не можешь, как я боюсь встречи с Сашей! А вдруг я только льщу себя надеждами, и она действительно равнодушна ко мне? Или хуже того, она решила не возвращаться, обнаружив, что краски больше нет и платье исчезло?

– Да успокойся ты, ради Бога, Кирюша. Податься твоей Александре без денег, без нормальной одежды некуда. Сообщница у нее чахнет в темнице. Подумает она подумает, да и сдаст себя на милость победителя!

– А если она вернется затем, чтобы забрать свои вещи и потихоньку улизнуть?

– В таком случае советую тебе сегодня не спать и караулить, когда она придет. Она для этой цели окно в детской использует?

– До этого я и без тебя, mon ami, додумался! Потому Серафиму и детей оттуда убрал!

– Ну, желаю тебе ни пуха ни пера! – Павел обнял товарища и ехидно усмехнулся. – Поймаешь ее, держи крепче, а то, как в сказке, придется потом искать где-нибудь за тридевять земель, в тридесятом царстве...

Приближалась полночь, а Саша так и не появилась. К вечеру в конюшню вернулся Алтан-Шейх, но девушка исчезла, хотя пешком она далеко уйти не могла, Кирилл подозревал, что она скрывается где-то поблизости и не без помощи слуг или няньки. Подозрение это закралось у него в тот момент, когда он заметил маленькую сухонькую фигурку, мелькнувшую на заднем дворе с узелком в руках.

Кроме Павла никто не знал, что в детской устроена засада, комнату он запер на виду у прислуги, а попал в нее все тем же испытанным способом – через окно. Много времени провел он на жестком неудобном стуле, сжимая в руках карманные часы и с тоской взирая влитый лунным светом сугробы и деревья в парк.

Постепенно на смену волнению и радости ожиданию встречи с желанной женщиной все чаще стали накатывать волны отчаяния, и он корил себя за свои действия. Зачем ему вздумалось выливать эту злосчастную краску и забирать платье? Не лучше было бы, и безопаснее к тому ж, дождаться ее возвращения, вызвать в кабинет и под гнетом неопровержимых улик заставить во всем признаться. Или, наоборот, никуда не уезжать и встретить Сашу на пороге хижины.

Кирилл закрыл глаза. Сейчас он испытывал почти такое же отчаяние и предчувствие непоправимой потери, как и в ту незабываем: ночь. Тогда судьба смилостивилась над одарив любовью прекрасной женщины, а он так бездарно, так неосмотрительно упустил ее! Князь как наяву слышал яростное завывание бури потрескивание угольков в печи, постукивание ветки окно...

Он открыл глаза. В комнате было темно и тихо. Только все также едва слышно стукивала ветка. Тук-тук-тук! И снова: тук-тук Князь встрепенулся и вгляделся в темноту за окном, потом осторожно подошел и стал за шторой. За окном маячила человеческая фигура и, не долго думая, Кирилл распахнул створки, протянув девушке руку. Саша ухватилась нее, испуганно вскрикнула, но сильные пани, как тисками, сжали ее запястья и рывком втянули ее в окно.

– Добро пожаловать в мой дом, мадемуазель Чингачгук! – с откровенной издевкой произнес знакомый голос, в тот же миг она оказалась прижатой к мужской груди, а требовательные жесткие губы закрыли ей рот.

Саша забыла, что еще минуту назад готова была растерзать Кирилла, тепло его ладоней и губ растопили накопившийся в ее душе лед, забыв все обиды и огорчения последних дней, она прильнула к нему, обхватив за шею руками. Его пальцы ловко справились с тугим узлом волос, и они мягкой волной хлынули Саше на спину и плечи. А пальцы скользнули под куртку, рубашку, замерли на талии, а потом, осмелев, легли на грудь. Луна вновь выглянула из-за туч, Кирилл прошептал:

– Сейчас я зажгу свечи, мы ляжем в постель, и я буду любить тебя до тех пор, пока ты не попросишь пощады! Ты не возражаешь против такого наказания?

– Еще посмотрим, кто из нас попросит пощады! – улыбнулась Саша. Его губы вновь овладели ее устами, их языки встретились, и они в неистовой спешке принялись раздевать друг друга. Когда Кирилл уложил девушку на постель, она притянула его голову к себе и, уже не стесняясь, принялась целовать его лицо, шею, обнаженную грудь.