— Не подумайте, что я не доверяю ей, дитя мое, — говорил барон. — Но письмо может попасть в чужие руки. Пусть убийца продолжает верить, что справился со своей задачей.

— Не беспокойтесь, отец. Я прекрасно все понимаю и не напишу ни слова о Тома, как бы ни была велика моя дружба к Луизе! В этих письмах мы без удержу болтаем друг с другом, но ее болтовня всегда куда любопытней моей.

Так оно в самом деле и было. Без писем принцессы де Конти обитатели Курси понятия не имели бы, что творится в Париже. Потому что даже из Шантийи они в последнее время не получали никаких сведений. Дело в том, что коннетабль вместе со своей подагрой, приступами гнева, сливовицей и близкими отправился в Лангедок, чтобы вершить дела и правосудие. Несмотря на преклонный возраст, герцогиня Диана отправилась вместе с ним.

А еще несколько месяцев тому назад стало известно, что регентша, обеспокоенная войной, которую исподтишка вели принцы, дала свое согласие на созыв Генеральных штатов[41]в надежде навести хоть какой-то порядок в том хаосе, который воцарился не только из-за мятежных принцев, желавших во главе с Конде вновь вернуть себе феодальные права, но и из-за ропота народа, раздавленного непосильными налогами. Ситуацией в стране было также недовольно и духовенство, опасающееся за свои доходы и теплые места, и озлобленная армия — генералы, офицеры и все другие военные, оскорбленные возвышением Кончини, ставшего маршалом Франции и не имевшего ни личных достоинств, ни заслуг перед страной. Дворянство было оскорблено нанесенным ему бесчестьем.

Но королева, используя остатки казны, которая хранилась в Бастилии и совсем недавно была еще полна, вскоре раздаст своим знатным врагам изрядные суммы, и хотя несносный принц Конде сочтет полученное недостаточным, все-таки ей удастся купить мир и, женив короля, привезти его жену, испанскую инфанту, в страну, которой уже не грозили мятежи.

Одно из писем принцессы чуть было не вызвало в Курси целую бурю. Оно повествовало о чуде, которое случилось с королевой Марго. Бывшая государыня простудилась на балу у регентши и до такой степени расхворалась, что все с часу на час ожидали ее кончины. Ее любовник, юный певец Вийяр, которого она осыпала всевозможными милостями, принял героическое решение: пойти и попросить ее выздоровления у Божьей Матери Победительницы неподалеку от Санлиса. И пойти туда он решил пешком!

«Привычки балованного мальчика были всем известны, так что его обет вызвал большое веселье. Предлагали даже держать пари. Но смех поутих, когда выяснилось, что Вийяр не только совершил паломничество, но что драгоценная больная сама ждала его перед святилищем на носилках, в окружении нескольких карет с сопровождающими ее женщинами. Их возвращение стало триумфом, сами можете себе представить каким!

Галигаи надумала тоже туда отправиться, но Ее Величество воспротивилась, сказав, что поскольку у нее нет любовника, то паломнический посох должен в этом случае взять ее супруг Кончини. Кончини ограничился недоуменным пожатием плеч: его величие не предполагало участия в подобных фарсах. На самом деле Кончини прекрасно видел, как с каждым днем растет число его врагов, и ему пришлось бы отправиться в этот путь в окружении целой армии, иначе он не вернулся бы оттуда живым».

Лоренца дочитала письмо, и глаза ее вспыхнули.

— Почему мне никто не сказал, что рядом с Санлисом существует место чудотворных паломничеств? Ведь Тома лечат в Санлисе?

— Трудно вам возразить, дорогая, — вздохнул барон. — Но скажу вам откровенно, что о чудесах возле Санлиса я слышу в первый раз.

— Однако Вийяр, очевидно, отправился туда не случайно?

— Когда-то... но очень, очень давно в этой церкви случилось, мне кажется, что-то подобное, — вспомнила Кларисса. — Хотя обычно Божью Матерь Победительницу молят об успехе. Но должна сказать, что это ближайшая от Парижа церковь Девы Марии.

— А какие есть еще?

— Божья Матерь Льесская возле замка Марше, который принадлежит герцогу де Гизу, брату мадам де Конти. Вот эта церковь очень знаменита. Даже покойный король и Мария де Медичи приезжали туда.

— А почему мы туда никогда не ездили?

— Все по той же самой причине, дитя мое. Чем меньше мы будем показываться на людях, тем будет лучше, до тех пор, пока Тома не вернется к нам. Или до тех пор, пока мы не узнаем, кто прячется за именем де Витри.

— Боюсь, что мы не узнаем этого никогда, — с горечью отозвалась Лоренца. — Если у Галигаи так плохо со здоровьем, то я буду последней из ее забот.

Кларисса не стала говорить, что она и секунды не рассчитывала на помощь этой женщины. Зато она высказала свое мнение относительно Вийяра: то ли в случае с ним и впрямь случилось неслыханное чудо, то ли королева Марго не так уж расхворалась.

— Неужели вы подвергаете сомнению могущество Девы Марии? — насмешливо осведомился Губерт. — Уж не стали вы на старости лет гугеноткой?

— Перестаньте говорить глупости. Все, что мы втроем можем сделать — да, да, и вы тоже, брат мой, и не смотрите на меня косо, — это вместе с нашим отцом Фремие отправиться в Льес и заказать благодарственный молебен, когда Тома вернется домой, в памяти или без нее. Признаюсь честно, что я буду жить спокойно только тогда, когда Тома окажется под защитой наших надежных стен...

— Неужели вы думаете, что я живу спокойно? Я бы тоже предпочел, чтобы Тома находился в стенах нашего замка, который спокойно выдержит любую осаду, но напоминаю вам, что я вовремя заметил его болезненное состояние, и небо послало мне доктора Шанселье, которому я обязан спасением обеих своих ног. Живым бы я его не довез. Но признаюсь откровенно, что каждый день, ложась спать, я места себе не нахожу оттого, что не могу забрать Тома домой! А еще больше меня мучает тот факт, что я не могу действовать открыто и у всех на виду! В другие времена я пошел бы прямо к королю и показал бы ему, что сотворили с моим сыном! Впрочем, при нашем добром Генрихе это темное дело давно бы уже прояснилось. Да что я говорю! До этого бы и не дошло, потому что у эрцгерцога было бы много других забот, и он бы не засадил в тюрьму благородных французских дворян! Жаль, что наш теперешний государь, несмотря на то что достиг совершеннолетия и вот-вот женится, не взрослеет. Он по-прежнему играет в игрушки, печет пирожные и дрессирует охотничьих соколов в обществе своего верного друга де Люиня.

— Не упрекайте его за это, — сказала Кларисса. — Не любимый матерью, которая думает только о себе и своем дорогом Кончини, бедный мальчик наслаждается хотя бы радостями почти что братской дружбы.

— Братской? Король Франции с жалким дворянчиком из провинции?

— Напрасно вы столь высокомерны. Де Люинь старше короля и делает его жизнь более сносной. Посмотрим, что будет, когда наш король вернется из Бордо после венчания. Хотя мы никогда не перестанем горевать о безвременной кончине Генриха.