– А насколько он транспортабелен? – поинтересовался я. – Мне не хочется оставлять его в Митаве. Ведь покушавшийся на него сумел скрыться, и не факт, что он не попытается добить Маршана. Мы не сможем оставить в Митаве охрану, чтобы защитить раненого, а здешним сторожам я не доверяю.

– Конечно, самое лучшее для него – это постельный режим и полный покой. Но оставлять его здесь – это значит, дать шанс его врагу довести до конца то, что не удалось сделать этой ночью. Думаю, что мы сможем благополучно довезти Маршана до Кёнигсберга, где я окончательно поставлю его на ноги.

– Вот и отлично. Только теперь нам всем надо держать ухо востро. Думаю, что зловредный иезуит последует за нами. И хрен его знает, кого еще ему захочется зарезать.

– Как вы считаете, Игорь Викторович, за чью команду играет убийца? – спросил Алан.

Я задумался. Мы с графом Ростопчиным предположили, что недорезанный Маршан, скорее всего, работает на секретную службу Наполеона, которую возглавляет Анн Жан Мари Рене Савари, будущий герцог Ровиго. А неизвестный, напавший на Маршана, похоже, тайный агент англичан или роялистов. Видимо, где-то наверху у нас сильно «течет», и оппоненты сумели пронюхать о цели нашей миссии. И потому они приложат все силы для того, чтобы помешать нам достигнуть соглашения с Бонапартом. Для британцев наш союз – это смертный приговор. И они не пожалеют ни сил, ни денег для того, чтобы совместный российско-французский поход против английского владычества в Индии не состоялся.

Именно так я ответил на вопрос Алана. Тот согласился со мной, добавив, что британцам не менее важно добраться до кого-нибудь из пришельцев из будущего. Так что покушение на Маршана – это всего лишь первый тревожный звоночек для нас.

И тут мне пришла в голову одна умная мысли. А что, если очнувшийся куафер не только сообщит нам имя этого самого иезуита, но и нарисует его портрет. Ведь он неплохой художник, и сделать ему подобный «фоторобот» не составит большого труда.

Алан, услышав мое предложение, сразу же сделал стойку.

– А что, Игорь Викторович, это идея! И в самом деле стоит попробовать. Я сегодня же приготовлю альбом и карандаши, которые будут теперь постоянно лежать рядом с постелью Маршана. Думаю, что и он сам заинтересован в поимке злодея. А нарисовать портрет своего врага он сможет и лежа. Как только он очнется, я проведу с ним блиц-опрос, а потом попрошу нам помочь. Вот только когда он очнется?

– Только учти, что мы сегодня вечером выезжаем из Митавы. Так что весьма желательно, чтобы он очнулся побыстрее. И к моменту начала нашего движения было бы совсем неплохо получить портрет иезуита. Тогда наше знакомство с ним произойдет в самое ближайшее время.

– Я все понял, Игорь Викторович, – сказал Алан. – Разрешите идти?

19 (31) мая 1801 года. Ганновер.

Мсье Пьер Бланшар. Негоциант из Марселя.

Он же Первый консул Франции

Наполеон Бонапарт

Вот я и в пределах Пруссии. Точнее, на тех территориях, которые два месяца назад оккупировали войска прусского короля, блокировав устья рек Везер, Эльба и Эмс. Самое забавное, что заставил короля Пруссии занять Ганновер не кто иной, как русский император Павел.

Ведь курфюршество Ганновер считалось владением британского короля и находилось в личной унии с династией, с 1714 года правящей в Англии. Наряду с Францией, гарантом территориальной целостности Германской империи являлась Россия, поскольку решения Тешенского конгресса 1779 года де-юре оставались в силе.

Император Павел I, используя союзнические отношения с Пруссией, подталкивал короля Фридриха Вильгельма III к захвату Ганновера. В марте 1801 года царь отправил русскому посланнику в Берлин письмо с повелением: «Объявите, сударь, королю, что ежели он так и не решится занять Ганновер, то вы должны покинуть его двор в двадцать четыре часа». Почему я знаю об этом письме? Да потому, что другой курьер привез в Париж русскому послу послание, предназначенное лично мне. В нем он сообщал мне о содержании письма, направленного Павлом прусскому королю, и приглашал меня ввести мои войска на территорию Ганновера в случае, если прусский король не решится оккупировать владения британского короля. Я, конечно, не стал спешить, и в конце концов все получилось так, как мне и хотелось – пруссаки вошли в Ганновер, тем самым окончательно испортив отношения с Англией, и король Фридрих стал моим вынужденным союзником.

Сейчас здесь все были перепуганы и встревожены. Известия о разгроме эскадры адмирала Нельсона дошли до властей Ганновера. Проанглийская партия была подавленна и растерянна, профранцузская же, наоборот, ликовала, ожидая дальнейших побед Франции и России над зазнавшимися островитянами. Если бы они знали, что мы задумали с русским императором! Только всему свое время.

Несколько дней назад через Ганновер в Кёнигсберг проехало мое официальное посольство во главе с генералом Дюроком. По сообщениям моих агентов, кортеж был с почетом встречен прусским гарнизоном. Французскому представителю и нашему знамени отдали все положенные воинские почести. Что ж, это меня порадовало. В моих планах я не рассчитывал на участие пруссаков в Индийском походе против британцев. Да и интересы короля Фридриха были направлены отнюдь не на Восток. Традиционно Пруссия боролась с Австрией за влияние в германском мире. Я полагаю, что Австрия, являющаяся врагом Франции, должна быть серьезно ослаблена. Ну а с Пруссией я как-нибудь договорюсь. Многие в Берлине еще помнят времена Большого Фрица, когда пруссаки не раз били посуду на австрийской кухне. Правда, и нам от него тоже доставалось. Достаточно вспомнить Россбах62.

Ну а что касается русских… С ними следует вести себя осторожно. Россия – огромная страна, которая еще не почувствовала свою силу. Если же она ее почувствует! Мне даже страшно подумать, что смогут сделать русские, если во главе их державы встанет сильный монарх. Павел, конечно, умный и честный человек, но честность в наше время не тот товар, который пользуется спросом. Но у императора есть сыновья. Со старшим – Александром – вроде все ясно. Мне доложили о том, что Павел не простил ему участия в заговоре и удалил его от себя. Константин, который участвовал в Итальянском и Швейцарском походах, показал себя храбрым воином, правда, не слишком хорошо разбирающимся в военном деле. Да и правитель из него будет неважный. К тому же в Италии и Швейцарии он сражался против французов. И, как мне сообщили, испытывает к нам неприязнь. А это опасно…

А третий сын – Николай – пока еще слишком молод. Но, как известно, молодость – недостаток, который со временем проходит. Надо обратить внимание на этого юнца. Может быть, послать к нему умных и тактичных воспитателей, которые сделают из него горячего поклонника всего французского. Из Кёнигсберга я пошлю принцу Николаю подарок – пусть он почаще вспоминает l’oncle Napoléon63.