Больше Шарль ее не видел. Сола решила, что так лучше, возможно, она права. В монастырях с прошлым расстаются быстро, туда и уходят-то те, кому есть чего забывать. Молитвы, посты, опять молитвы, короткий сон, ранние службы… Смерть при жизни. Может быть, Сола теперь счастлива и спокойна. Если б не боязнь расшевелить ее горе, он бы навещал ее, а так… Зачем бередить чужие раны, которые, вполне возможно, затянулись. Не ее вина, что ему по-прежнему больно. Но как все же пахнет таволга! А может быть, все дело в предстоящей схватке? Такое с ним и раньше бывало. Перед боем краски становились ярче, запахи острее, звуки громче и четче.

Проклятый! Как же давно он не дрался по-настоящему! В последний раз он схватился с эскотскими разбойниками, посмевшими вторгнуться в Тагэре. Было это как раз после его поездки в Фей-Вэйю. Он был почти благодарен незадачливым головорезам, так как поход притупил боль потери. Странно, как ему тогда все удавалось. Тагэре была очищена в считанные кварты, но он пошел дальше. Разбойники буянили в Арции с негласного соизволения эскотского короля, пришлось показать Джакомо, что, если он не приструнит своих землячков, его собственные подданные будут себя чувствовать очень неуютно.

Шарль улыбнулся, вспомнив свой неожиданный поход через покрытый снегом перевал и захват крепости Ксеты, в которой приходили в себя потрепанные душегубы, каковых он с надлежащим эскортом препроводил к королю с заверениями, что и впредь будет помогать северному соседу бороться с разбойничьей напастью. Загнанный в угол Джакомо был вынужден публично повесить пленников Шарля, после чего в Приграничье воцарилась божья благодать. Шарль же вернулся в Эльту, где его и его воинов встретили по-королевски. А потом были бесконечные разговоры с тестем и зятьями о короне, примирение с женой, от которого легче не стало, неудачное регентство, рождение мертвой и, видимо, последней дочери, а теперь вот это…

Он не собирался принимать приглашение Пьера, и не потому, что боялся ловушки, а потому что до кома в горле не хотел в Мунт. Эстела на сей раз была с ним согласна, но по прямо противоположной причине: она увидела в королевском письме западню. А потом в Эльту прискакал, загнав коня, Рауль, получивший предупреждение о заговоре. И тут Шарля понесло. Он немедленно отписал Его Величеству, что выезжает. Его немало позабавило озадаченное выражение на лицах жены и Рауля. Кажется, он им сказал, что тот, кто предупрежден, вооружен и что будет весьма занятно поймать охотника.

Рауль был не из тех, кому нужно объяснять дважды. Темные глаза виконта нехорошо вспыхнули. Если удастся прихватить засаду и заставить вожаков признаться, кто их послал, это повод для ответного удара! Повод, который признает убедительным даже Церковь, тем паче Евгений, вопреки чаяньям Агнесы, умирать не собирается.

Шарль пожал плечами, Рауль был прав, но для себя он пока еще ничего не решил. Герцогу было жаль Пьера, он не собирался вытаскивать из-под несчастного короля трон, но то, что творилось в Арции, иначе, чем агонией, назвать было нельзя. Имея в руках серьезные козыри против Агнесы и Фарбье, можно попробовать их утихомирить с помощью того же Евгения. Как бы то ни было, сначала нужно поймать убийц. Это обещало хорошую драку, а возможность подразнить судьбу для Шарля оставалась единственным глотком свободы.

Он наотрез отказался от того, чтобы впереди небольшого эскорта в его доспехах ехал двойник. Его слишком многие знают, причем не только в лицо, но и посадку, и привычки. Герцог ездит только на сером в яблоках Пепле, которому следовало родиться не конем, а тигром. Жеребец не позволит сесть на себя никому, кроме хозяина. Если среди убийц, а в таком деле без разведчиков не обойтись, найдется кто-то, знающий Шарля Тагэре, его не провести. Тем паче, властитель Эльты надевает шлем лишь перед боем, значит, двойник должен ехать с непокрытой головой и быть как две капли воды похож на Тагэре, а такого не найдешь. У нападающих не должно возникнуть ни малейшего сомнения в том, что им противостоит горстка ничего не подозревающих, хоть и очень хороших воинов.

Шарль согласился лишь надеть латы. Впрочем, можно было обойтись и без этого. Отчего-то Тагэре не сомневался, что на этот раз ему ничего не грозит и что их затея увенчается успехом.

Кавалькада подвигалась вперед не быстро, но и не медленно, а сзади и сбоку по лесной тропе пробирался отряд Рауля в две сотни клинков. Виконту было труднее, он не мог идти открыто. К счастью, собаки из Фло славились своим чутьем, равно как и разведчики, вышколенные Старым Медведем. Этой ночью на постоялый двор в деревушке в полдиа[86]от Лаги пробрался один из людей Тарве, передавший, что они нашли в лесу потайной лагерь и видели чужих разведчиков на краю деревни.

Шарля сразу же затопила странная легкость, которую он испытывал перед хорошо подготовленным сражением. Однако все еще молодое лицо герцога осталось бесстрастным, только на мгновенье неистово вспыхнули серые глаза. Спутники вряд ли заметили в его поведении какую-то перемену. Утром герцог долго умывался у колодца, перешучивался с воинами, щедро расплатился с глядевшим на него с обожанием хозяином. Выехали как обычно, но в полувесе от деревни пришлось застрять на несколько ор – ночью обрушился подгнивший мостик через речку Кицу, и крестьяне из окрестных сел как раз его чинили.

Воины принялись им помогать, но все равно пришлось задержаться. Герцог засмеялся и решил заехать в видневшуюся за полем деревушку пообедать, так что выехали ближе к вечеру. Мостик был в порядке, впереди виднелся лес, до схватки оставалось всего ничего. Все чувства Шарля были обострены до предела, он сам не понимал, как это ему удалось, но он словно бы почувствовал выпущенную в него стрелу и успел поднять коня на дыбы, с удовлетворением наблюдая, как на дорогу спереди и сзади отряда валятся подрубленные деревья. Началось! Началось, Проклятый побери!

Шарль никогда не получал удовольствия от охоты, но сейчас его охватило какое-то отчаянное бешенство, словно он выпил лишнего. Убить наемного убийцу дело благое, их много, и они напали первыми. Это не бессловесная добыча, а матерые хищники-людоеды. И поделом! Они выбрали свою судьбу. Шарль Тагэре рассмеялся, словно не было страшных и пустых последних лет, в этот миг он был свободен и молод.

Первые выстрелы были самыми опасными, но пропали впустую. Готовившийся к этому мгновенью с утра оруженосец быстро надел на голову сигнора шлем атэвской работы, а вроде бы ничего не подозревавшие воины схватились за мечи и арбалеты. Они не стали бестолково топтаться на дороге, а сразу же развернули коней в сторону леса.

2866 год от В.И.

Вечер 16-го дня месяца Лебедя.

Арция. Лесной тракт

Рауль Тарве безумно боялся. Боялся, что разбойники или разгадают их замысел, или в последний момент струсят и передумают, а для виконта эта стычка была дверью в большую войну, которая сметет с тела Арции лумэновскую плесень.

С того самого мгновенья, как отряд Шарля Тагэре перешел через починенный мостик и углубился в лес, любимый внук старого Этьена дрожал от охотничьего азарта, как хорошая гончая. Когда же слева раздался голос неуместной в густом лесу кампанки[87], Рауль почувствовал себя заново родившимся. Виконт с дружинниками, стараясь не шуметь, двинулись к тропе. Тарве знал, что с другой стороны подходит его родич и тезка с эльтскими стрелками. Нет сомнений в том, что они одолеют разбойников и возьмут пленных, но все равно нужно спешить. Первой жертвой Рауля оказался худой рыжеволосый разбойник, якобы охранявший лошадей. Бедняга сидел под кустом лещины, яростно воюя с комарами и напрочь забыв о том, что случаются враги и покрупнее. Его можно было брать голыми руками, но Тарве от избытка чувств все-таки слегка придушил пленника и, поручив его вместе с захваченными конями заботам десятку возмущенных такой несправедливостью воинов, устремился вперед. Как бы ни был Шарло готов к бою, ему и его людям сейчас несладко. Не стоило все же так отделяться от дороги, эскотские наемники не рыси и не волки, а люди, они бы их не учуяли, можно было и поближе подойти. Несмотря на то что отряд шел быстро и тихо, Раулю казалось, что они не успевают и к тому же шумят, как стадо кабанов. Да еще ветер дует от них, а не к ним! Две десятинки затянулись до бесконечности, а потом он услышал возмущенное конское ржанье, звон металла, а затем и чью-то отборную брань. Успели!