– «Тринадцать негритят решили пообедать», – тихо пропел Олег и посмотрел на курящийся котелок.

– Хорошо, следующую ночь будет Володя, – прервала песню Катя. Она какое-то время боролась с собой, но потом не выдержала, поморщилась и вскочила: – Не придумывайте себе сказок. Кто к кому приходил, кто как завывал. Нет ничего!

– Ой, было, было. Ходил! – орал Санек.

Олег весело засмеялся. Вторя его смеху, затрещали ветки в костре, взлетели искры.

– Я знаю, куда Алабай делась! – взывал с верхотуры Санек.

– Ты ее оттуда видишь? – обрадовалась Катя.

– Ее в жертву принесли. Раньше, когда дело какое начинали, приносили в жертву красивых девушек.

– Ты там опух на своем маяке? – завопил Никитос. – Какая же Алабай красивая? Мы лучше Ветку в речку бросим, тогда наш поход будет удачным.

– Я тебе брошу! – На маяке заскреблись, зашуршали в очередной попытке слезть.

– Так, хватит об этом, – притопнула ногой Катя и уселась у костра. – Надо выбрать шамана и изобрести обряды. Кто хочет быть шаманом?

– Я! – заверещал Санек. Никуда он не спускался, все так и сидел на своем насесте. – Меня возьмите! Я вам тут нашаманю! Лягушки с неба посыпятся…

Миша захрустел ветками, приподнимаясь, но Никитос опередил его:

– Шаманом надо делать Игоря. Он все равно не сможет охранять, сбежит. Пускай шаманит. Я буду вашим сказителем. Олег…

– Я – охотником! – напомнил о себе Олег.

– Ладно, охотником, – разрешила Катя. – Никитка – летописцем. Санек – рыболовом.

– Кем?! – завыл Санек. – Не хочу я быть рыболовом. Я тоже охотником буду. Пускай Мишка будет рыболовом.

Миша промолчал.

– Да какой он рыболов, – вздохнула Катя. – Он будет нашим одним сплошным проклятьем.

– О! Точно! – вскрикнул Санек, и внутри маяка что-то с грохотом обвалилось.

– Вы мне тут еще убейтесь, – проворчала Катя.

Из-за маяка вышел Игорь. Он стоял, сонно глядя на ребят. Нахохлившись. Руки в карманах.

– А рисунки… того, стерлись, – негромко произнес он.

Первым с места сорвался Олег, следом Никитос.

Отсюда, сверху, и правда казалось, что рисунков нет. Что их затерла волна, выжгло солнце, выел ветер.

На камнях сидела Аня.

Мальчишки проскакали к воде, за ними хромал Санек, свалившийся со своего насеста.

– Ты чего здесь делаешь? – Олег задержался около Алабая.

– Смотри, какая шикарная вещь!

Она подвинулась, показывая низенький кустик. На нем висел скелет птицы.

– На фоне озера очень хорошо получается.

Она подняла фотоаппарат, чтобы сделать снимок.

– Сумасшедшая!

Свистнула палка. Олег сшиб скелет. Птица взлетела. Еще удар. Голова отделилась и запрыгала по камням, хрустнули упавшие кости.

– Псих!

Олег развернулся. Он не чувствовал себя. Рука пошла сама. Палка, острая палка, так удачно легшая в ладонь… И словно кто-то подправил движение, чтобы удар пришелся точнее. Он увидел большие, как будто прозрачные глаза. Это было настолько неожиданно, что страх парализовал. Палка выпала из рук.

– Ты чего? – прошептала Аня. Она смотрела завороженно. Ударь Олег – она бы не отклонилась.

– Сойди с беса, – посоветовала Катя. – На разломе стоишь.

Олег подпрыгнул. Поскользнулся. Не упал, удержав равновесие.

Рисунки никуда не делись. В высоких лучах солнца они стали незаметны. Олег разглядел дурацкую ухмылку. Показалось, что пятерня шевельнулась. Он отходил, но все время оказывалось, что на чем-то стоит: то на рыбе, то на ящерице, а то его ногу обвивает невероятно длинная шея лебедя.

– А! Вы уже здесь!

По берегу подходил Дима. С достоинством вышагивать по камням ни у кого бы не получилось. Не получилось и у него. Он спотыкался, взмахивая руками, искал опору – карабкался, а не шествовал, как ему бы хотелось. За ним горохом по камням прыгали рыжие:

– Дима! Дима!

Аня рыдала.

– Уйди, – посоветовала Катя Олегу.

Олег зайцем помчался наверх, отряхивая плечи. Ему казалось: что-то прицепилось, словно паутина тянется за ним, не отстает. Над бесовскими следками взлетали возмущенные крики. Дима грозил обрушить на поэтов все кары небесные. Олег втянул голову в плечи.

– Черт! Место здесь какое-то… дурацкое. Все время ударить кого-нибудь хочется или наорать. А лучше и наорать, и ударить. Не нравится мне здесь. Зря приехали. Считали бы они свои деревья в каком-нибудь другом месте.

Он сел у костра на корточки и бездумно уставился на огонь.

– Знаешь, когда человек становится слабым? – прошептал Миша.

– Когда спит! Когда же еще? – фыркнул Санек.

– Когда эмоцию сильную проявляет – страх там или радость. Душа в этот момент открыта, и туда что угодно может войти.

– Шаман, что ли? – Санек неудобно переступил.

Миша посмотрел на него своим сумасшедшим взглядом и шлепнул губами:

– А тебе ночью ничего такого не снилось?

Санек отвел глаза, пошевелил палкой в костре. Говорить об этом ему не хотелось.

– А ты кого видел? – прошептал он. – Беса?

– Нет, это был не бес.

Вода посерела, возмущенно изошла пузырьками и забурлила, забулькала, закипела. Чаинки нехотя поплыли, заварка расходилась коричневыми всполохами.

Санек подобрал недорезанную фигуру:

– А мне вчера и правда показалось, что кто-то пришел. – Он провел ладонью по испачканному кровью носу рыбы.

– Когда бес придет, не ошибешься. Так скрутит, мало не покажется.

Миша поглядел тяжело – так, что Санек отложил фигуру:

– А он придет?

– Если жертва потребуется… – пожал могучими плечами Миша. – Мы же не первые здесь. Не думаю, что если бы в сводках были постоянные убийства, сюда бы так просто пускали. Да и маяк тут. Значит, люди жили, ничего не боялись. Никого тут не убивали.

– А чего тогда ушли? – Санек все пытался поймать Мишу на противоречии.

– Это из-за ученых.

– Как это?

– Они для Эрмитажа часть скалы с рисунками отделили. Не здесь, а рядом, на Пери Носу. Подорвали и отделили. А там бесиха была, подруга нашего беса. Вот он и разозлился. Волну нагнал, ученых пытался утопить. А потом мор на Бесоносовку наслал. Кто успел уехать, тот выжил. Тогда же и маяк закрыли. Я рассказывал.

– Это чего же, он может и нас тут перебить? – встрепенулся Санек.