– Он отличается от того, что висит у нас на стене. Я до сих пор не могла сообразить чем.

– Посмотри, на окнах занавески, а не ставни. И цветов нет нигде. Даже в горшках.

Я показала пальцем туда, где на заднем плане была видна кухня.

– И там двойная дверь в погреб, которого теперь уже нет.

Я побарабанила пальцами по столу, набираясь храбрости.

– Этот дом я вижу во сне или когда я под гипнозом. Дом, где жили Джеффри с женой.

Он не ответил, но начал складывать рамки.

– Почему ты подумала, что я захочу видеть их в окантовке?

Эти его слова укололи меня, и меня смутило, что он произнес их в присутствии Мими и моей матери. Я искала подходящий ответ, думая о том, как я всеми способами старалась устранить из этого дома Адриенну, но все же почувствовала настоятельную потребность заключить эти рисунки в рамки. Я вспомнила все, что узнала от Мэтью о подсознании, и словно кусочки пазла стали перемещаться у меня в мозгу.

– Может быть, потому, что мне казалось, Адриенна хочет сказать мне что-то и что я должна это понять.

Тревога, какую я увидела в его глазах, напугала меня больше, чем это могли бы сделать любые его слова.

Мими с трудом поднялась и, пришаркивая, подошла к нам.

– Не забудьте последнюю. Я принесла ее им сегодня, и они успели сделать все в течение дня. Сюрприза теперь не получится, но мне не терпится, чтобы ты ее увидела.

Доставая из пакета четвертую упаковку, я бросила на нее благодарный взгляд. Я заплакала, не успев снять с фотографии последний листок прозрачной бумаги. Это была я, в розовом вязаном платье с атласным поясом.

– Мы подумали, у вас найдется фотография Мэтью ребенком и вы повесите их рядом в детской.

Я проглотила разочарование, жалея, что они не привезли фотографий Мими и моей матери в этом же платье, с желанием повесить их все вместе. Я улыбнулась и поцеловала Мими в мягкие щеки, слабо пахнущие пудрой.

– Это была идея твоей мамы, – сказала Мими.

Глория выпрямилась.

– Раз уж ты послала ей платье, я решила, что пора ей начать собственную коллекцию. Оставь место для фотографии своей дочери рядом с твоей.

– Или я могла бы повесить их все четыре в холле, – выпалила я, сознавая, что обида подтолкнула меня на эту конфронтацию.

– Почему бы и нет? – сказала небрежно мать, подбирая один из пакетов. Сменив тему, она сказала: – Мэтью и Ава, не могли бы вы принести и все остальное? Мими вот-вот хлопнется в обморок от этой жары. Оставьте все у двери в детскую, вам еще нельзя входить туда.

– Я тебя слышу, ты же знаешь, – пробормотала Мими, забирая у меня фотографию, и начала медленно подниматься по лестнице.

Я повернулась к Мэтью, надеясь извиниться за то, что нарушила свое обещание оставить Адриенну похороненной. Но он уже вышел из комнаты, дверь в кабинет бесшумно закрылась за ним.

Две недели спустя, после того как рисунки Адриенны в рамках вернулись к нам в дом, я вышла в задний двор и вынесла Джимми сладкого чаю. Он взял стакан, сняв перчатки, и я наблюдала за его руками, когда он пил, думая, чьи руки они мне напоминают. Его пальцы, даже покрытые рубцами шрамов, отличались тонкостью и изяществом, совсем не такие, какими я представляла себе пальцы садовника. Но потом я вспомнила прекрасные цветы в его саду и терпение, с каким он их выращивал. Поэтому казалось вполне естественным, что только такие маленькие руки подходили для того, чтобы касаться нежных цветов.

– Очень вкусно, – сказал он. – Спасибо. – Он допил последний глоток и поставил пустой стакан на ступеньку.

– Чай приготовила моя мама – у нее это хорошо получается, правда?

– О да. – Движением подбородка он указал на мой сарай. – Я помню, вы говорили, что цветы вам не нужны. Но я думаю, что мы могли бы устроить хорошенький садик прямо перед сараем. Может быть, бугенвиллеи или азалии у стены и роговидный папоротник впереди? Они будут первое, что увидит всякий, кто выходит из парадного двора на задний. И мы могли бы проложить мощенные кирпичом дорожки оттуда в огород и сад трав.

Он понизил голос, как это делают в знак уважения, входя в храм.

– Адриенна любила цветы. Я помогал ей разбить сад. В журналах даже помещали его снимки, вы знаете? Я бы и вам мог помочь. Это был бы другой сад – сад Авы. – Он нахмурился. – Или может быть, нам следует подождать, пока вы здесь обживетесь.

Я прикрыла рукой глаза от солнца, чтобы лучше видеть его глаза.

– А зачем, Джимми?

Он пожал плечами:

– Тогда вы будете знать, что вы хотите вырастить, а что выполоть.

По коже у меня пробежала легкая дрожь, как будто я вышла из ярко освещенного места в тень. Я отвернулась от него, воображая кирпичные дорожки и глядя на колышки, которые он уже воткнул в землю. Я могла представить себе яркие цветовые пятна на серо-бежевом фоне постройки. Но я могла также и видеть этот дом, каким он был на рисунке Адриенны, лишенный красок и только сосредоточивший в себе все практичное и полезное. Я как бы стояла ногами в двух разных мирах, не будучи в состоянии определить, какой из них подлинный.

– Я не уверена… – начала я, но остановилась. Джимми уперся кулаками в бока, что иногда в нерешительности делала и я. Он улыбался, но я могла сказать, что он уже принял решение посадить цветы в моем саду.

– Почему вы не любите цветы, мисс Ава?

– Не то чтобы я их не люблю, просто… – Я остановилась, стараясь объяснить, что я годами наблюдала рядом с мамой, как она ухаживает за растениями, никогда не чувствуя их своими. Разновидности, которые она выращивала, никогда не были достаточно яркими, крупными или дикими. Они были бы прекрасны, как мирные воды озера на фоне темно-багровых гор, если ты не стремишься к бурным волнам океана на фоне лазурного неба. Что было легче объяснить, так это мое отвращение к ярким цветам вокруг и в этом доме, ощущение, которое я испытала еще до того, как узнала, что Адриенна была заядлой садовницей.

– Они мне нравятся, – сказала я, отказавшись от попытки объяснить что-либо рационально. – Я просто хочу сосредоточиться на чем-то одном для начала, и это будут мои овощи и травы. Может быть, следующей весной…

Слова застыли у меня на устах, когда Джимми подошел к своему вездесущему красному фургончику и достал что-то из-под груды пластиковых пакетов. Он держал в руке старый кожаный портфель, на темно-коричневой коже были следы водяных пятен. Ручка была слишком изношенной, чтобы за нее можно было его держать.

Подойдя ко мне, он отстегнул застежку.

– На случай если вы измените решение, я составил план. – Он достал несколько листов бумаги и сунул портфель под мышку. Держа передо мной бумаги, он сказал: – Я знаю, вам понравился сад моей мамы, так что я подумал, что мы могли бы поехать туда, и вы бы сказали мне, что вам там особенно понравилось. Не то чтобы мы стали его копировать, но это могло бы подать мне идею…