Характер капитана намечен удачно. Когда я начал это сочинение, я надеялся и радовался, думая, что он и будет, вероятно, героем нашего времени, потому что в этом классе есть гораздо более настоящие люди, чем те, которых обыкновенно так называют. В кавказском корпусе, конечно, много таких людей, но их мало кто знает; однако капитан появляется в этом романе как надежда, которой не суждено осуществиться. Господин Лермонтов оказался неспособным представить этот благородный и простой характер; он заменяет его жалкими, очень мало привлекательными личностями, которых нужно было оставить в стороне (даже если они существуют), чтобы не возбуждать досады. Счастливого пути, господин Лермонтов, пусть он очистит себе голову, если это может произойти в среде, где он найдет людей, чтобы дорисовать до конца характер своего капитана, допуская, что он вообще в состоянии схватить и изобразить его".

Очевидно, в семье императора не раз обсуждали творчество Михаила Лермонтова, и женская часть семьи уговаривала императора принять все достоинства этого автора, приблизить его к себе. Получилось наоборот. Понятно, что и дуэль недавняя Михаила Лермонтова с молодым Барантом, сыном французского посла, тоже обсуждалась. И уже как итог, и за дуэль, и за своего Печорина, отправился Михаил Лермонтов вновь в ссылку на Кавказ, а император Николай I уже навсегда невзлюбил всё его творчество, да и его самого.

Николаю I, как мы знаем, понравился в романе образ Максима Максимыча, вот кто должен был стать "героем его времени". В 1841 году Лермонтов, может быть, отвечая на пожелания Николая, написал очерк "Кавказец", в котором "дорисовал" тип Максима Максимыча. Получилось, однако, не то, что нужно было Николаю: цензура этот очерк запретила.

Печорин — этакий эгоистичный везунчик, который портит жизнь всем, с кем ему приходится сталкиваться, отравляет их существование и часто вполне осознанно. Он не умеет ни любить, ни ненавидеть.

Это как герои аксеновского "Звездного билета" периода оттепели, вольнодумные и безответственные шалопаи, стали в 60-е годы XX века кумирами у большого числа молодых людей. И уже с этим ничего нельзя было сделать никакой цензуре, "звездные мальчики" засели в мозгах у целого поколения. "Звездные мальчики" и совершили перестройку, развалив великую державу. Вот так и печоринский тип, срисованный с художественными преувеличениями автором с самого себя, взятый из жизни, внедрился в саму эпоху, и дальше эти презрительные вольнодумцы Печорины скакали по просторам России до октября 1917 года, повсюду сея нигилизм и ницшеанство.

Неизвестно, по какому поводу и в связи с чем посвящает Николай столько места Лермонтову и его роману; неизвестно, что говорил он о Лермонтове в предыдущих письмах. Но литературным критиком он оказался более чем решительным, сталинского образца. Прав ли был Николай I в своей критике?

Скажу честно, мне по многим параметрам император Николай I нравится. И о державе заботился, и порядок в своей империи наводил, и вкус литературный имел. Всех талантливых писателей он читал и даже не раз выступал в роли литературного критика. Дело другое, что Михаила Лермонтова он не любил, понимал его огромное дарование, но терпеть не мог. Бунтарь, такие и воспитывают своей литературой новых декабристов, о которых император помнил до конца дней своих. Я даже согласен с его оценкой Печорина, только, думаю, император пожелал закрыть глаза на то, что это и есть герои его, николаевского, времени, решил счесть Печорина за пустую фантазию. А жаль. Так и героев "прозы сорокалетних" тоже спустя почти 200 лет сочли за выдумку, вместо того чтобы взяться за переустройство нашей державы.

Императора можно понять: нашел писатель удачный образ Максима Максимыча, вот и делай его главным героем. Вот он — народный образ, чего еще надо? А автор оставил в сторонке народного заступника и тащит вперед легкомысленного и безнравственного шалопая. Почему-то эти народные характеры, что Максима Максимыча, что пушкинского Савельича, что толстовского капитана Тушина или Платона Каратаева, не становятся у писателей главенствующими. Да и могла ли дворянская литература целиком сосредоточиться на них? Потребовались другое время, другие люди: Михаил Шолохов, Андрей Платонов, Василий Белов… Для создания народных героев нужны и народные писатели.

Начнем с истории выхода самого романа "Герой нашего времени". В 1839 году в третьем номере журнала "Отечественные записки" была опубликована повесть Михаила Лермонтова "Бэла". Затем в одиннадцатом номере появилась повесть "Фаталист" и во втором номере за 1840 год — "Тамань". В том же 1840 году уже известные читателю три новеллы, повествующие о различных эпизодах жизни некоего Печорина, вышли в печати как главы романа "Герой нашего времени".

Впервые роман был издан в Санкт-Петербурге, в типографии Ильи Ивановича Глазунова, в 1840 году в двух книгах. Тираж тысяча экземпляров разошелся почти мгновенно. Особенно после того, как в "Северной пчеле" появилась восторженная рецензия Фаддея Булгарина. При всем сложном отношении к этому критику и романисту, надо отметить его тонкий вкус и литературное чутье. Булгарин пишет:

"Скажите, ради Бога, где созрело, где развилось это необыкновенное дарование? Каким волшебством этот юный ум проник в тайники природы, в глубину души человеческой? Какая непостижимая сила сорвала пред ним личину общества и объяснила болезнь, которою оно страждет в наше время, в XIX веке?! Все это чудеса для меня! "Герой нашего времени" — первый опыт в прозе юного автора, первый — понимаете ли! Генияльные умы взвиваются на высоту при первых поэтических порывах, но в прозе эти примеры чрезвычайно редки. Проза требует глубокой науки и обдуманности. Виктор Гюго написал множество плохих романов и повестей, пока создал "Notre Dame de Paris"[49]. Бальзак долго влачился по земле, пока возвысился до "Евгении Гранде", "Отца Горио", "Истории тринадцати" и "Шагриновой кожи". Вальтер Скотт начал писать свои романы уже в зрелых летах, богатый опытами жизни и наукою… Автор "Героя нашего времени" в первом опыте стал на ту ступень, которой достигали другие долговременною опытностью, наукою, трудом и после многих попыток и неудач. О Русь, мать всех племен славянских, сколько дарования, сколько ума и нравственной силы сокрыто в твоих недрах! Другие народы уже истощили дар слова, а мы едва тронули поверхность нашего рудника… Лучшего романа я не читал на русском языке! Это говорит вам романист, рассказчик и критик, которого многие почитают неумолимым, беспощадным и даже привязчивым критиком, потому что он говорит откровенно правду напыщенной бесталантности, дерзкой самонадеянности и пронырливому литературному корыстолюбию, прикрывающемуся глупым чванством. Вот юный автор, незнакомый мне и, вероятно, не благоприятствующий мне, судя по его литературным связям, в которые он мог попасть нечаянно. Этот юный автор с истинным, неподдельным дарованием, и я хвалю его сочинение с такою же радостию, как будто бы делился с ним его славою. И точно делюсь, потому что слава русской литературы отражается на всех нас, на всей России, а ее можно искренно поздравить с таким автором, каков творец романа "Герой нашего времени"! С этих пор автор должен вооружиться мужеством и терпением. У него будут бесталантные подражатели и завистники. Зависти не знает истинный литератор, посвятивший литературе всю жизнь свою, все свое время, пожертвовавший ей своим честолюбием и светскими преимуществами. Зависть есть удел тех самозванцев в литературе, которые употребляют ее как средство к достижению других целей. Истинный литератор — раб своей обязанности. Если б жесточайший враг его написал хорошее — он должен хвалить, если не хочет сам унизиться до степени своих клеветников. Литератор, как судья, должен смотреть не на лица, а на дела…"