– Отлично, – прошептала хранительница и улеглась рядом.

Она адски устала. Последние двое суток Грюне вообще не смыкала глаз. Хранительницу подгоняли предчувствия. Она словно наяву видела устремления, сходящиеся к Молоту Ведьм. Черный поток вероятностей опережал белый. Таким образом дар сообщал Грюне, что Дункельонкель ближе к цели. Но стоило девушке засечь шатер Коли и Хельги, как потоки выровнялись!

Она не понимала причин этого изменения. Отсюда до замка было еще трое суток беспрерывного лета. Оставалось лишь дождаться чуда, которое обещали хранительнице предощущения будущего.

Первой проснулась графиня. Она изрядно удивилась тому, что под ее бочком пристроилась «безбилетница», притом очаровательная. Затем Хельга сообразила, кто это.

Распихав солдата, Страхолюдлих показала на Грюне. Коля очумел:

– Откуда?!

– Тихо, – шепотом велела графиня. – Пусть выспится. Дальше тебя потащит она. С вами, мужиками, всегда так – кто-то из нас, хрупких женщин, должен вас тянуть.

Лавочкин стал прикидывать, что хуже: военно-дуболомная манера Палваныча или феминизм Хельги. Лучше уж трехсотлетняя красавица, читающая твои мысли.

– Если хотите, графиня, то возвращайтесь к Паулю, – тихо сказал парень. – Спасибо вам огромное. Надеюсь, ваши усилия были не напрасными.

– Выгоняешь? – Страхолюдлих наигранно нахмурилась. – Я и сама собиралась воспользоваться ковром твоей подруги. Какая разница, на каком лететь. Счастливо!

Хельга взяла свои вещи, вылезла наружу и стартовала на запад.

Рядовой подполз к Грюне. Приобнял ее. Полежал, думая о разном. В основном о том, как пахнут ее волосы, где конкретно лежит его рука… И – задремал.

Приснилось Лавочкину такое… Будто повернулась Грюне к нему, подарила поцелуй еще волшебнее первого, того самого, о котором Коля не раз вспоминал с невыразимой помесью тоски и счастья. Затем от поцелуя дело перешло к более интересным вещам. Здесь парня ждали открытия, намного чудеснее поцелуя хранительницы.

А потом, через вечность или две, солдат открыл глаза, и оказалось, он вовсе не дремал.

– Наверное, лучше одеться, – хрипло продышала ему в ухо Грюне. – Ты еще болеешь, хотя надо отдать твоей бледной подружке должное. Подлечила она тебя великолепно.

– Твой курс лечения значительно интенсивнее и действеннее, – пробормотал Коля.

Хранительница хмыкнула.

– Было бы у тебя такое раз в сто лет… – сказала она и нахмурилась. – Да, ты первый у меня за сто лет. Ну и?

– Да нет, ничего, – стушевался Лавочкин, изо всех сил желая, чтобы Грюне не читала его мысли.

– Не дождешься, – рассмеялась та. – И предвосхищая вопрос, который отчего-то задают все мужики, торжественно клянусь: ты был лучшим.

Физиономия парня расплылась в самодовольной улыбке.

– Не обольщайся, я подозреваю, тебе помогло твое Знамя, – обломала его хранительница.

– Как?

– Долго объяснять. Понимаешь, я ночью почувствовала… Вот, представь себе, еще вчера ты был должен проиграть гонку за Молотом Ведьм, а нынче у тебя чуть ли не больше шансов, чем у Дункельонкеля. Я вижу, он почти у замка. А мы очень далеко. Но ты непостижимым образом успеешь.

Солдат открыл было рот, но Грюне зажала его ладошкой:

– Дослушай. Почему, думаешь, раз в сто лет? Потому, что теряется дар. Вникаешь? Взрыв чувств и – тишина. Не слышишь будущего и не читаешь мыслей. А сейчас я почти не утратила способностей. Ну, и когда… Ну, во время… Все, нам пора!

Покрасневшая ведьма быстро оделась, отвернувшись от Коли. Тот намотал на торс неизвестно как очутившееся в стороне Знамя, натянул портки и камзол, влез в шубу. Пользуясь паузой, успокоил мысли. Голова заработала на всю катушку.

– Так. – Парень рубанул рукой воздух. – Груня, помнишь шестистенный погреб, где мы ночевали?

– Естественно.

– Два важных вопроса. Первый. В вашем замке такой есть?

– Есть. Под главной башней. Большое помещение.

– Вопрос второй. Тут поблизости случайно нет еще синей комнаты?

Грюне закрыла глаза, то ли вспоминая, то ли ища неподвластным Коле способом ответ. Наконец открыла глаза:

– На юго-западе. Около двух часов лета.

– Двигаем туда.

– Но нам на северо-восток…

– Поверь мне.

Хранительница молча развернула ковер. Солдат сощурился на яркое солнце.

Через полтора часа путешественники были у отверстия, из которого ровным столбом поднимался парок.

– Хм. – Рядовой критически осмотрел лаз. – Всякие встречал входы в комнаты маленького народца. И в дупле дерева, и в ответвлении пещеры, и замаскированные под колодец, а этот просто торчит посреди поля. Странно.

Внизу ничего неординарного не обнаружилось. Стандартные шесть стен, свечение, зной.

– Ну, Груня, показывай, в какой стороне твой замок.

Ведьма сосредоточилась и растерянно заморгала:

– Я не чувствую… Неужели дар все-таки пропал?

– Ах, да!

Парень хлопнул себя по лбу. Угодил по шишке. Ойкнул. Простонал:

– Елки-ковырялки, дурак. Ты, Грунь, вылезь в туннель. Не очень высоко. Там появится чутье.

Хранительница последовала Колиному совету. Вернулась ободрившаяся.

Ткнула пальчиком в одну из стенок:

– Там.

Лавочкин кивнул. Его внутренний компас подсказывал то же направление.

Сотворив заклинание, открывающее проход между комнатами, солдат схватил ведьму за руку и решительно шагнул в фиолетовое марево.

Путники очутились в синем гигантском зале. Рядовой сразу вспомнил подземелье замка Хельги Страхолюдлих.

– Зачем маленькому народцу понадобилось это все создавать? – проговорил Коля.

Грюне пораженно промолвила:

– Так это магические переходы?! А мы-то головы ломали…

– А еще местные, – подтрунил Лавочкин, топая к лестнице. – Посмотрим, что тут у вас за замок ведьм.

Цитадель возвышалась перед Дункельонкелем непобедимой громадой. Памятник циклопической архитектуры белого камня был похож на айсберг, замерший в бескрайнем море тундры. Шесть башен, стоявших по периметру, царапали шпилями облака, а вершина седьмой, центральной, вовсе терялась из виду. Замковая стена, сложенная из больших, идеально подогнанных друг к другу блоков, была неприступной.

Волшебник скрипел зубами. Только что он получил от Вольфшрамме тревожные, вопиющие новости. Впору было повернуть к дому, но Дункельонкель понимал: надо идти до конца. Итак, вперед, в ведьминскую цитадель.

Ворот не было. Наверное, они разрушились под влиянием времени и обстоятельств. Проем зиял колоссальной беззубой пастью. Ступени высотой в человеческий рост припорошило снегом.