Но, что бы Андрей ни делал, о чем бы ни говорил или ни думал, параллельным курсом все время шли мысли о завещании, в которое вписано имя Антиповой Ирины Алексеевны, такого-то года рождения. А Ирина Алексеевна хлопотала, суетилась, щебетала и просто светилась от счастья, а к ночи так уморилась, что Андрей, придя из ванной, нашел ее глубоко спящей. Он улыбнулся, покачал головой, присел на кровать, полюбовался, потом осторожно приподнял одеяло, чтобы рассмотреть наконец вволю. Она лежала на спине, повернув голову набок, и Андрей с каким-то даже благоговением разглядывал ее обнаженное тело: высокая грудь, которая все время так волновала его, ровно дышащий животик… Так и подумал с умилением: животик! Маленькая родинка под пупком, у самого начала треугольничка волос, длинные ноги…

Наклонился, поцеловал прямо в родинку и вдохнул запах ее тела.

Иечка, счастье мое!

Ирка завозилась и повернулась на бок, подтянув ноги. Андрей быстро накрыл ее одеялом: вот дурак, озябнет же! Сел на пол, оказавшись с ней лицом к лицу, и все смотрел, смотрел, изучал, впитывал – с такой пронзительной нежностью, что ныло сердце: длинные ресницы чуть вздрагивают… синяя жилка бьется на виске…

И вдруг подумал: «Наплевать! Наплевать на завещание, на эти проклятые деньги, на то, что подумают люди… на то, что может подумать сама Ия! Я нашел ее и не хочу потерять. Что будет, то будет. Счастье мое, Синичка, Иечка, родная, любимая… жизнь моя…»

Оказалось, что он бормочет это вслух, и его Синичка вдруг заплакала во сне, потом открыла полные слез глаза, обняла его за шею и потянула к себе:

– Господи! Где ты был раньше, а? Я так долго тебя ждала! Всю жизнь! А тебя все не было и не было! Я пропадала, а тебя не было…

Они целовались солеными от слез губами, приникали друг к другу, проникали в самую глубь, в самую суть – телами, сердцами, душами. Андрей перестал бояться, перестал думать – Ия держала его взглядом, отвечала ему каждым вздохом, отдавалась ему полностью, растворялась в нем и взлетала вместе с ним!

Почему-то Андрею казалось, что именно тогда они и сотворили Антипку. Господи, ведь он умудрился испортить даже тот радостный день, когда Ирка сообщила, что беременна! И почему он вечно все портит! Именно в тот день она впервые показала свой настоящий характер – именно поэтому Андрей и сидел сейчас в офисе, вместо того чтобы идти наконец домой. Боялся! «Ну да, я трус, – уныло думал он. – Самый настоящий трус…»

А тогда Андрей мчался домой так, словно им выстрелили из лука! Пятница, впереди два выходных – Ира еще работала, но добрая начальница разрешила ей не приходить по субботам и воскресеньям. Примчался и с ходу обнял ее, стал целовать – Ирка, хохоча, отбивалась:

– Подожди, ну подожди же! Мне надо тебе что-то сказать!

– Ты же видишь… я не могу… ждать…

Потом он растроганно сказал ей, целуя блаженно улыбающиеся губы и мокрый от пота висок:

– Ты удивительная женщина, потрясающая! Такая щедрая!

– Щедрая?

– Ну, по-женски щедрая!

– Но я люблю тебя, как же иначе?!

А Андрей вспомнил свои мучительные отношения с Таней – в их первой жизни – и произнес, рассеянно глядя в потолок:

– Ты представляешь, а ведь я ни разу не спал с ней! С настоящей Таней… которая меня любила…

Ирка вдруг перелезла через него, встала, завернулась в халат и убежала на кухню, а Андрей даже сморщился от неловкости: «Ну что я за идиот! Зачем я заговорил про Таню? В такой момент». Он ринулся за ней – кухня была полна черного дыма и пара, а Ирка так громыхала посудой, что он понял – дело плохо.

– Ир, что случилось, а?

– Картошка вся сгорела! Что случилось! Открой окно!

– Ир, ты прости меня!

Она повернулась и уставилась на него – руки в боки, лицо красное и сердитое, волосы взлохмаченные:

– За что?!

– Ну… я не подумал… что тебе может быть неприятно… про Таню…

– Да! Да, мне неприятно! Мне так неприятно, что внутри все переворачивается! Потому что мне безумно вас жалко! И тебя, и Таню! Но только мне все больше кажется, что тебе нравится быть несчастным! Я понимаю, это твоя жизнь, пятнадцать лет, три года любви – этого не забудешь, да и нельзя забывать! Но и жить этим нельзя! Ты же настоящее пропускаешь! Здесь, сейчас – мы с тобой, ты и я! А ты все копаешься в прошлом, растравляешь раны! Опилки пилишь!

– Какие… опилки…

– Такие! Это бревно распилено, все. Остались опилки. А ты их пилишь и пилишь!

Андрей смотрел на нее во все глаза: да, Синичка совсем не кроткая птичка! Как она его… приложила. А ведь права, права! Во всем права. А Ирка вдруг выдохлась, замолчала и закрыла лицо руками.

– Ну вот! Иечка, не плачь! Я совершенно не могу выносить твоих слез! Пожалуйста, Синичка! – Андрей обнял ее, прижал потеснее.

– Да-а… Мне что-то так оби-идно стало, – всхлипывала Ирка. – Тебе хоть есть что вспомнить – три года в любви прожили! Подумаешь, не спал он с ней! Зато теперь со мной… отрываешься по полной! Почему у вас, мужиков, всегда только секс в голове?! А мой муж со мной спал, пусть редко! Но не любил! Использовал, как… как резиновую куклу из секс-шопа! А потом в шкафчик убирал, до следующего раза. А я, дура, думала, что это любовь такая… резиновая…

– Ну прости меня!

– Да ладно. Это ты прости. Накинулась на тебя, как мегера какая-нибудь. А ты еще и не ужинал! А все… сгоре-ело-о…

И она зарыдала с новой силой.

Только потом, ночью, после того как сварили новую картошку, поужинали, прибрались на кухне, после того как утешили друг друга, Ирка наконец сказала, что беременна, и Андрей завопил от радости так, что им застучали в стену!

Долго выбирали имя – мальчика-то сразу решили назвать Антипкой, так хором и произнесли: Антипка! А с девочкой помучались – Андрей хотел Ирку-маленькую, но Ирка-большая воспротивилась:

– Я не хочу. А что, если мы ее назовем…

– Нет, так мы называть нашу дочь не будем!

– Андрюш, я хотела предложить Варьку! А ты что подумал?

Конечно, он подумал про Таню. Долго перебирали, ничего не нравилось, потом Иру осенило:

– Назовем Асей! Как твою бабушку!

– Это что – Энгельсиной?!

– Ну, зачем! Можно Анной, а звать будем – Ася. Ася Синицина, хорошо же, правда?

– Анна Андреевна будет, как Ахматова! Все, только Ася!

Потом-то стало понятно, что родится именно Антипка. Ему было уже почти девять месяцев, ослику Антипке. Андрей представил, как Ия кормит их пухленького сына, а тот серьезно сосет, тараща круглые карие глаза и толкая ее в грудь крошечной ладошкой…

Господи, что ж делать-то?!

Делать нечего, надо идти домой.

Ирка уложила Антипку и присела на диван перед телевизором, где под бодренькую музыку раскрывал преступления и совершал массу нелепостей странный мистер Монк, которого она обожала.