— Да, да, конечно, — засуетился Митрашу и подозрительно быстро убежал, унося свои грязные тарелки.

— Товарищ лейтенант! Как дела? Почему прививочки не делаем, и все время отлыниваем? Вчера опять через черный ход сбежал…

— Ой, да не сбежал, а потихоньку удалился. Я терпеть не могу эти уколы. Ни разу не прививался и не болею, а все, кто зад истыкал прививками, уже и тифом, и энтероколитом, и гепатитом, и малярией, и дизентерией, и паротитом переболели. Какую болезнь я еще забыл и не назвал? Холеру и чуму!

— Прививки — дело обязательное для всех, не мной это придумано, не мне и отменять, делать их необходимо всем без исключения. А вы с Острогиным, да еще Афоня из третьей роты всячески отлыниваете. Я что Цербер? Приходится загонять офицеров в клуб и, заставлять становиться в очередь со спущенными штанами. Вы дружной компанией опять удрали, а я не мальчишка за вами бегать! Хорошо еще флюорографию сделали, не поленились, наверное, потому что не больно?

— Ага! Флюорография — это один снимок в год, а на уколы по несколько раз каждый месяц направляете. Если все вколоть, что вами назначено и прописано, то не задница, а сплошное решето получится.

— Вот подобными рассуждениями свое здоровье и загубите. Но мы по-прежнему будем вас вылавливать и заставлять делать вакцинацию. Все равно поймаю и вколю целый букет лекарств. Уверяю, получишь задолженность в полном объеме! Я, вообще-то, по другому поводу. Как общее состояние здоровья? Как самочувствие, ничего не беспокоит?

— Да что это за утро такое: не беспокоит, не болит? Что случилось?

— Попрошу вас сегодня взять медицинскую книжку и съездить в штаб армии, в гарнизонную поликлинику. Что-то не нравится мне «флюшка», там какое-то затемнение выявлено на левом легком.

— Затемнение? Такое небольшое овальное?

— Да! А что? Давно это у тебя?

— Ах, черт, балбес я балбес! Это перед съемкой, когда я грудью к аппарату прислонился, личный номер на веревочке забросил на плечо, что бы не мешал. А он, наверное, сполз еще ниже на спину.

— Да? Правда? Ох, прямо тяжелый камень с моей души снял! А я уже командованию полка доложил о вашем заболевании. Мы с терапевтом смотрели, смотрели в медпункте, решили, что пятно — раковая опухоль. А метастазы — это, очевидно, шнурок?

— Вероятно.

— Но ничего не попишешь, все равно необходимо сделать контрольный снимок. Порядок есть порядок! Чистая формальность.

— Не обойтись без него никак? Это не ловушка с прививками?

— Что за глупость. Нет, не ловушка. Только повторный снимок. Это приказ! Таков порядок.

— У меня сегодня работы на целый день. И из батальона никто не отпустит.

— Передай комбату, что это распоряжение командира полка. Сейчас же после завтрака подходи к санчасти, и тебя на машине подбросят до развилки, в штаб армии. В кафе сходишь, мороженого покушаешь, вопросы, может, какие личные решишь, в магазинах дефициты всякие купишь.

— Что ж, если приказ, то, пожалуйста, отправлюсь сразу, прямо из-за стола. Не запланированный день отдыха…

* * *

Я догнал на плацу Мелентия.

— Ты чего темнил, о здоровье интересовался, кругами ходил. Не мог откровенно сказать о распространении слухов в полку про мою «раковую опухоль»?

— Да неудобно как-то. А что стряслось? У тебя, на самом деле рак?

— Ничего особенного, я жетон за спину перебросил, он и засветился на снимке пятном. Нет никакой опухоли. Паникеры!

— О, Ник, как я рад! А то сплетники уже заговорили — будто не жилец ты, и вот-вот умрешь.

— Угу, я всех вас переживу. Лучше скажи, как, когда и где будешь орден обмывать? «Красная звезда» не каждый день вручается, а сегодня даже торжественное построение по этому поводу. За что получил?

— В общем, ни за что-то конкретное, а за целый год службы в нашем первом батальоне, по сумме боев. Очень жалко, что выстраданный первый орден за Панджшер украли. Я его заработал, когда в горах полгода умирал безвылазно и чуть дистрофиком не стал!

— Украли? Из чемодана, из сейфа?

— Нет, в штабе полка или в дивизии нагло увели.

— Как это так получилось?

— Это была кошмарная операция! В начале ротного подстрелили, затем взводного «духи» ранили, позже еще два взводных заболели. Из офицеров в роте остался я один. Должность заместителей командиров роты ввели на полгода позже, перед твоим приездом. Остался один я, да еще пара прапорщиков — все руководство потрепанной и замученной роты. В других — положение было не лучше. Ужас как тяжело было воевать! В разгар кампании решили поощрить рейдовые батальоны наградами. Представили и меня, в том числе к «Красной звезде». После Панджшерской операции второй батальон из гарнизона закинули в «зеленку» на посты. Зимой приезжает начальник штаба батальона ко мне на заставу и поздравляет: «Видел наградные списки в дивизии, пришел тебе орден, накрывай стол командованию». Я, конечно, очень обрадовался. Поехал в дукан, закупил фрукты, овощи, мясо, водку, зелень. Закатили пир для офицеров и прапорщиков. Через неделю попадаю в полк, а строевик мне нахально говорит: «Нет, никакого ордена не было». Помнишь, служил до капитана Бочонкина, такой красавчик, холеный? Вспомнил? Мордатый, надменный начальник строевой части капитан Шалавин! Надо сказать, фамилия соответствует его сущности на сто процентов. Не выходя из штаба полка, получил он два ордена, но главное — за определенную «мзду» солдат увольнял пораньше. Плати пять тысяч «афгани» и езжай домой, да еще не как простой стрелок, а как сержант, командир отделения или механик, и вдобавок на три месяца до установленного срока. И преступления вроде нет — не подкопаешься. Жулик и разгильдяй звание получал и увольнялся, прослужив ровно два года, а не два года и три месяца, как все рядовые в Афганистане служат. Вот и весь фокус. Послал меня этот Шалавин подальше, и даже разговаривать не стал.

— А как же ты так лопухнулся? Надо было орденские книжки посмотреть, список награжденных потребовать, — возмутился я.

— Объясняю: в строевой отдел приходят перечень фамилий награжденных, незаполненные орденские книжки, ордена и список их номеров. Только уже здесь в части вписывается номер ордена и фамилия того, кто награжден в орденскую книжку. А список всех награжденных — секретный, его обратно отправляют в штаб. Вот меня в нем вроде бы и не оказалось. Документ этот Шалавин показать наотрез отказался, сказал, что его якобы вернули в наградной отдел штаба армии. А там все повязаны, одна шайка-лейка. Прапорщики-делопроизводители через год по одному или два ордена себе тайком оформляют, в зависимости от степени наглости. Все следы, в конце концов, замели, да и не я один был такой. А бывшие командир полка, начальник штаба и замполит, наверное, в доле были, вот и покрывали строевика. Недели через две комбат Папанов приезжал, беседовал с руководством, вернулся и представил мои документы вновь на орден. Сказал, что все напутал начальник штаба батальона — никакого ордена не было. Не было и точка! Но по лицу видно — оправдывается и скрывает, что произошло на самом деле. Иначе, почему сразу опять бумажки оформил? Ну, как можно такую фамилию, как моя, спутать? Что у нас в полку каждый второй Митрашу? А новое представление через месяц строевик вернул без реализации, как не правильно оформленное. Потом меня перебросили в первый батальон вместо погибшего Масленкина. Перевели в наказание: за грубость и неуважение к офицеру, старшему по званию и должности, то есть к капитану Шалавину. Он как-то пьяный мне на плацу попался и принялся отношения выяснять. Дал я ему в глаз и слегка попинал. Судить меня не стали, огласки побоялись. А представление мое к ордену прошло только после замены Шалавина, с приходом Бочонкина и сменой руководства полка. И не поздравляй раньше времени, опять «сглазишь». Когда вручат, тогда только поверю. После вручения наград, вечером, после отбоя, милости прошу к столу в бытовку второй роты.