Но к школе дети становятся более рациональными. И в этом заслуга не столько преподавателей и родителей, сколько других детей, которые высмеивают или сторонятся тех ребят, чьи действия и слова не отвечают детским стандартам нормального.

И все же Алессандра не переставала удивлять. На сей раз, выбрав наименее подходящий момент – когда бедняга Квинси был совершенно сражен тем, как Эндер обставил его в бюрократической схватке, – она выступила с ну совершенно безрассудным предложением.

– Мам, – сказала она, – большинство колонистов уже проснулись и спустились на Шекспир, и мои вещи давным-давно упакованы. Когда мы спустимся вниз?

– Упакованы? – спросила Дорабелла. – А мне казалось, у тебя развилась мания чистоты. Я даже собиралась попросить врачей проверить тебя.

– Мам, я не шучу. Мы записались в колонисты. Мы в колонии, от нее нас отделяет лишь один перелет на челноке. У нас есть контракт.

Дорабелла рассмеялась. Но поддразниванием девочку было не смутить.

– Милая, дорогая моя доченька, – начала Дорабелла. – Я замужем. За адмиралом, который командует этим кораблем. Куда летит корабль, туда летит и капитан. Куда летит муж, туда же лечу и я. А куда я – туда и ты.

Алессандра замерла на месте. Казалось, она готовится спорить.

Но возражений не последовало.

– Хорошо, мам. Значит, сугубо комнатная жизнь еще несколько лет.

– Мой дорогой Квинси говорит, что наша следующая цель – еще одна колония, но ее не сравнить с Землей по удаленности. Лишь несколько месяцев полета.

– Но мне будет очень скучно, – сказала Алессандра. – Все интересные люди останутся тут.

– Конечно, ты имеешь в виду Эндера Виггина. Я, правда, так надеялась, что ты сумеешь увлечь этого милого юношу с перспективами. Но он, похоже, предпочел с нами порвать.

Алессандра выглядела изумленной.

– С нами? – переспросила она.

– Он очень умный мальчик. Он знал, что, вынудив моего милого Квинси покинуть Шекспир, он отправил восвояси и тебя, и меня.

– Я об этом не подумала, – сказала Алессандра. – Тогда я очень зла на него.

Дорабелла почувствовала внезапный укол подозрения. Алессандра воспринимала ее слова слишком уж спокойно. На нее это было совсем не похоже. А этот намек на детскую обиду на Эндера Виггина показался ей чуть ли не пародией на ее ребяческую болтовню о феях.

– Что ты замышляешь? – спросила Дорабелла.

– Замышляю? Как я могу что-то замышлять, когда вся команда занята, а пехотинцы внизу, на планете?

– Ты собираешься проникнуть на челнок без разрешения и спуститься на поверхность так, чтобы я об этом не узнала.

Алессандра посмотрела на Дорабеллу так, словно та сошла с ума. Но поскольку это выражение было для дочери нормой, Дорабелла готовилась к тому, что ей сейчас соврут. И дочь не подвела.

– Разумеется, не собираюсь, – сказала Алессандра. – Я ожидаю получить твое разрешение.

– Ну что ж, ты его не получишь.

– Мама, мы сюда столько времени добирались! – воскликнула она. Теперь ее голос зазвучал с обычной раздражительностью, так что доводы могли быть искренними. – Мне хочется хотя бы спуститься. Я хочу попрощаться с нашими друзьями, попутчиками. Хочу увидеть небо. Я два года не видела неба!

– Ты была в небе, – заметила Дорабелла.

– О, это так остроумно! – восхитилась Алессандра. – Этого достаточно, чтобы моя тоска о прогулке на свежем воздухе прошла. Бах – и все, и нету.

Теперь, когда Алессандра об этом заговорила, Дорабелла вдруг поняла, что и сама тоже хочет немного прогуляться по улице. Спортзал на корабле был постоянно забит пехотинцами и членами экипажа, и, хотя требование проводить на беговой дорожке сколько-то минут в день было обязательным для всех, тренажер не вызывал ощущения, что ты действительно куда-то идешь.

– Вообще-то, не лишено смысла, – сказала Дорабелла.

– Ты шутишь, – резюмировала Алессандра.

– Что, ты думаешь, это лишено смысла?

– Трудно поверить, что ты когда-нибудь согласишься с тем, что в этом есть смысл.

– Ты делаешь мне больно, – сказала Дорабелла. – Я ведь тоже человек. Я скучаю по облакам. У них же здесь есть облака, правда?

– Мам, ну мне-то откуда знать?

– Отправимся вместе, – решила Дорабелла. – Мать с дочерью. Попрощаемся со старыми друзьями. Когда мы покинули Монополи, мы с ними не попрощались.

– У нас не было друзей, – напомнила Алессандра.

– Ну, разумеется, были, и они, должно быть, сочли весьма невежливым то, что мы уехали, не попрощавшись.

– Держу пари, они до сих пор об этом забыть не могут. «Что же стало с той грубой девочкой Алессандрой, которая уехала от нас, даже не сказав „пока“, сорок лет назад?»

Дорабелла рассмеялась. Алессандра действительно была язвительно остроумной!

– Вот это воистину моя фея. В сущности, Титания ничто по сравнению с тобою.

– Жаль, что ты не удовлетворилась «Укрощением строптивой».

– Я всю жизнь жила во «Сне в летнюю ночь» и даже не подозревала об этом, – сказала Дорабелла. – Здесь – вот где я чувствую себя дома, а не на какой-то там незнакомой планете.

– Ну а я живу в «Буре», – ответила Алессандра. – Застряла на острове и не могу его покинуть.

Дорабелла снова засмеялась:

– Я попрошу твоего отца спустить нас на одном челноке и забрать обратно на другом. Как тебе этот план?

– Отлично. Спасибо, мама!

– Минуточку, – сказала Дорабелла.

– Что?

– Ты слишком быстро согласилась. Что ты задумала? Надеешься сбежать в леса и прятаться, пока я не улечу без тебя? Дорогая, этому не бывать. Я без тебя не улечу, а Квинси не улетит без меня. Если попытаешься сбежать, пехотинцы тебя выследят, найдут и приволокут ко мне. Ты поняла?

– Мам, я в последний раз сбегала, когда мне было шесть.

– Дорогуша, ты сбежала за несколько недель до того, как мы покинули Монополи. Когда пропустила школу и отправилась к бабушке.

– Это не считается, – возразила Алессандра. – Я вернулась.

– Только после того, как поняла, что твоя бабушка – вдова Сатаны.

– Не знала, что дьявол скончался.

– Наверняка самоубийство – вряд ли он видел другой выход, будучи на ней женатым.

Алессандра засмеялась. Вот так это и делается: ты приказываешь, а затем смешишь – и тебе счастливо подчиняются.

– Мы побываем на Шекспире, а потом вернемся обратно. Корабль сейчас – наш дом. И не забывай этого.

– Не беспокойся, – сказала Алессандра. – Но, мама!