Священник подхватил его под мышки и протащил в кухню, ближе к свету. Обшарил пиджак, вытащил из кобуры и бросил на стол пистолет с глушителем, выдернул из плотно сжатой кисти металлический тросик… Киллер слабо зашевелился.

– Лежать! – распорядился отец Василий.

Тот открыл глаза и стремительно схватил священника за горло. Но теперь их шансы были равны, и отец Василий спокойно и даже деловито сунул ему кулаком в челюсть и продолжил досмотр. Снова хлопнула входная дверь.

– Отец Василий! – подбежал к нему Санька. – Как вы?! Целы?! Это он?!

Священник слабо кивнул.

Санька сунул в кобуру под свитером пистолет, вытащил наручники и споро перевернул киллера на живот.

– Классно, что живой остался, – возбужденно приговаривал он. – Блин! Макарычу друзья из Москвы звякнули, сказали, Торпеду еще никто взять не мог… Личность известная… Как вы его взяли?

– Оленька выручила… – вздохнул священник и потрогал затылок. Голову саднило.

Санька защелкнул наручники и внезапно хмыкнул:

– Можно я его пока у вас в подвале подержу?

– Если Оленька не возражает…

– Я не возражаю, – раздался от порога напряженный Ольгин голос, – я ухожу.

– Куда? – через силу поднял голову священник.

– К Вере пока. Хватит с меня, Миша.

Отец Василий посмотрел в глаза попадьи – в них бушевала гроза.

– Когда со своими делами разберешься, тогда и приходи, – сурово подвела итог разговору Ольга, прижала Мишаньку к себе плотнее и вышла на улицу. Снова хлопнула дверь.

– Сурово… – сочувственно вздохнул Санька.

– Почему? – не согласился с ним священник. – Справедливо. Семья-то здесь при чем?

Лейтенант неопределенно кивнул, взвалил киллера на плечо и потащил его в подвал.

* * *

Пасюк прибыл на место происшествия, как местная «Скорая помощь», – только минут через сорок.

– Ну что, мужики, где он? – виновато пряча глаза, спросил майор.

– В подвале, – сурово кивнул Санька. – В себя приходит, все очухаться не может. Батюшка его славно угостил.

– Тогда пошли смотреть.

Они спустились по крепкой, надежной лестнице вниз и подошли к сидящему у стены, прикованному наручником к трубе отопления киллеру.

– Ну что, Торпеда, здравствуй, – наклонился над пленником Андрей Макарович. – Колоться сразу будем или немного погодим?

Киллер поднял на майора мутный, немигающий взгляд и промолчал.

– Так, Санька, сходи-ка в батюшкин сарай, я там подходящие аргументы видел…

Санька понимающе кивнул и почти мгновенно исчез.

– Что, мил-друг, в первый раз тебя взяли? – усмехнулся Макарыч. – Ничего не поделаешь. Сколько веревочке ни виться, а концу быть… Не я придумал, закон жизни.

Киллер презрительно хмыкнул и потрогал рукой голову – то самое место, куда угостила его блинной сковородой попадья.

– Спрашивать буду по порядку, – прошелся по подвалу Макарыч. – Но ты с отказной не торопись, подумай. Времени у нас навалом. Факты налицо. Открутиться невозможно.

Сверху по лестнице примчался Санька и с грохотом установил ящик с поповским инструментом возле окна. Покопался и вытащил сначала пассатижи, затем щипцы, потом ножницы по металлу…

– Вы что, мужики, филиал гестапо надумали у меня открыть?! – возмутился священник.

– Шли бы вы, батюшка, по своим делам, – отвел его в сторонку Макарыч и перешел на заговорщический шепот. – Ничего такого не будет, я обещаю… Но должны же мы иметь средства психологического давления? Или не должны?

Отец Василий смутился. Умом он понимал, что провинциальная ментовка без этих «средств психологического давления» обойтись никак не может, он и сам в былые времена, еще когда служил Родине в рядах МВД, кое-что из них употреблял. Но теперь вся его душа переворачивалась от одной мысли о пытках. Ничего более противоречащего божественным заветам он и помыслить не мог.

– Давай-давай, батюшка, – подталкивал его к лестнице Макарыч. – Это уже не твой грех.

Священник решительно взял Андрея Макаровича за рукав, провел его вверх, на кухню, и здесь, на изрядном расстоянии от киллерских ушей, высказал все, что по этому поводу думает.

– Я тебе гарантирую, ничего страшного не случится! – заверил его рубоповец. – Но ты, батюшка, сам должен понять: эта публика понимает только такой язык! И пока не надавишь, она не гнется!

Священник тяжело вздохнул – в чем-то Макарыч был прав.

– Так что иди себе спокойненько в храм и ни о чем таком не думай, – подвел итог рубоповец. – И потом, посуди сам: куда мы его потащим? В РОВД? Так ребята из области за ним через полчаса примчатся! И поминай как звали!

– Смотри, Макарыч, ты мне обещал, – сурово покачал головой отец Василий, развернулся и пошел к выходу.

* * *

До самого конца утренней службы его душа была не на месте. И лишь с огромным трудом отец Василий принудил себя остаться в храме, а не бежать домой. Он прекрасно понимал, как важно, чтобы никто посторонний не встревал в точно выверенную, еще от Петра Первого, технологию допроса. Да и другого выхода для Макарыча и Саньки, кроме как все вызнать самим, он, честно говоря, не видел.

Отец Василий мужественно листал бухгалтерские отчеты, заставил себя сходить в больницу, но время текло невероятно медленно, словно давало ему десять тысяч шансов вмешаться и не допустить сатанинских происков в собственном доме. Дабы потом, на Страшном суде, не мог он прикинуться не слышавшим предупреждения свыше.

Несколько раз священник срывался с места и даже доходил до сторожки, но каждый раз вспоминал, как много зависит в их судьбе от того, что узнают Санька и Макарыч, и останавливался. И только, завершив вечернее богослужение, отец Василий пошел, побежал, помчался домой. Теперь никакого способа отвернуться от действительности у него не оставалось.

Он вбежал на крыльцо, распахнул дверь, стремительно прошел в дом и прислушался. Было тихо: ни криков, ни угроз.

Отец Василий завернул под лестницу и помчался вниз по ведущим в подвал ступенькам и в самом низу замер. Макарыча не было, а Санька сидел возле прикованного наручником к трубе пленника и, похоже, дремал.

– Саня! – окликнул его священник.

– А-а… это вы, батюшка, – повернулся к нему лейтенант.

– Ну, что тут у вас? – подошел ближе отец Василий и присел на корточки рядом с киллером; глаза Торпеды были ясны и осмысленны: ни паники, ни страха, ни даже печали.

– Не колется, падла! – с горечью произнес лейтенант. – Что только мы не делали…

Немного пообвыкшие к темноте глаза отца Василия различили на рубашке Торпеды и полу многочисленные кровавые пятна. Здесь действительно поработали на совесть.