Открытый горизонт. Зеленеющий уже луг. Весна в самом лучшем своём времени, уже тепло, всё ожило, но ещё не успело зацвести. Я особенно люблю это время в году, я говорю об этом Сигню. Она смотрит на меня:

— Ты опять? — улыбается она.

— Опять, что?

— Читаешь мои мысли или мы, правда, так часто одинаково думаем?..

Сигню спешивается. И я за ней. Мы отпускаем коней пастись. Мы вернёмся, конечно, в наш город. Мы вернёмся к своим обязанностям. Но сейчас мы свободны, почти как звери, что, возможно, видят нас.

Костёр пылает высокими языками, согревает нас, веселит.

— Как мы вышли из терема? Я ничего не понял. Нырнули в темноту, покружили по ступеням и…

Сигню хохочет:

— Это одна из самых больших тайн Сонборга — наш терем.

И рассказывает мне о тайных переходах, существующих внутри терема конунга.

— А я-то удивлялся, до чего чудно он построен, — усмехнулся я.

Она смотрит на меня уже без усмешки.

— Ты в последнее время… будто опечален.

И я говорю вслух то, что чувствую в последнее время. Я хочу, чтобы она поняла меня. Именно она. Если кто и поймёт, то только она.

— У тебя было чувство, когда чего-то долго и сильно хочешь, много раз представляешь, как это будет, наконец, достигаешь и чувствуешь…

— Опустошение? — она смотрит на меня, на удивление правильно подобрав слово тому, что я не мог назвать. — Нет, у меня не было. Я ничего ещё так не хотела, как ты хотел Свею.

Она сидит, обняв колени на расстеленных плащах. Распущенные волосы скрывают её от меня, будто она одета. Повернулась ко мне, огонь подкрашивает рыжим и кожу её и волосы…

— Вернее есть нечто…но я не достигла пока этого.

Я знал, о чём она говорит, о ребёнке для меня, для нас, для Свеи. Но спрашивать не стал. Но я сказал другое, что тоже чувствовал сейчас:

— Сильнее Свеи я хотел и хочу только тебя, Сигню. Но никакого опустошения я не чувствую от того, что ты моя. Напротив… я будто и не получил тебя ещё…

Она смеётся…

Я не искал счастья. Я не искал любви. Я не думал об этом, когда ещё в детстве мечтал о Свее. Мечтал о победоносных битвах, в которых я получу её. Зачитывался историями об Александре Великом, о Юлии Цезаре, которого тоже звали Кай, как и меня.

Я мечтал о славе великого конунга. Об объединении земель, о том, как воспрянет моя прекрасная Свея под моей рукой. Станет просвещённой, богатой, сильной.

Но о любви я не мечтал.

И теперь, когда я стал Сигурдом Виннарен, я не чувствовал от того, что достиг всех своих высоких целей ничего, кроме того, что она так точно назвала опустошением.

— Это пройдёт. Столько забот теперь…

Я смотрю на Сигню. На её лицо в отблесках костра, в её кажущиеся при этом неверном свете чёрными глаза…

То, как она отбрасывает за спину упругие потоки волос, скатывающихся вперёд, ей на грудь, скрывая от меня…

Слушая её голос, когда она говорит со мной, читая ответ в моей голове ещё до того, как я успел позволить ему прозвучать…

Или шепчет моё имя, лаская меня, мне кажется, что солнце, луна, земля, вода и ветер ласкают и баюкают меня…

Когда я слышу её смех, у меня радостно звенит всё внутри…

Когда она целует меня, мягко притягивая к своему лицу мою голову, прикрывая ресницами глаза, у меня заходится сердце…

От прикосновений её тела к моему, её кожи к моей я испытываю то, чему не нахожу даже самых прекрасных слов. Я только думаю, может я пришёл на эту землю, чтобы любить её?

И от того, как она смотрит сейчас на меня, я испытываю такой подъём всех сил моих, такую лёгкость, такую радость и то самое счастье, которого я и не думал искать, что понимаю, что единственное стоящее, что я добыл в моей молодой жизни — это она, Сигню. Это её любовь. Это моя любовь к ней.

Ничто ТАК не заполняет меня.

И никакого опустошения…

Часть 3

Глава 1. Любовник

Хорошая весна начиналась в Сонборге. Взялась дружно и сразу по всей Свее, растопила зимние снега, даже будто испарила их, высушила дороги и, замершие было на время недолгой распутицы торговля и поездки, ожили, засуетились с новой силой, с весенней радостью.

За пять с половиной лет, прошедших со времени Битвы четырёх конунгов, удивительно преобразилась Свея. Удивительно, как быстро могут происходить перемены, когда они желанны всеми. Как легко и даже весело шло всевозможное строительство по всей Свее. Построили дороги, соединяющие города во всех бывших йордах и десятки фортов, вокруг которых лепились растущие деревни и сёла.

Йорды расцветали каждый по-своему и все вместе. В Бергстопе стали во множестве разводить овец, коз, снабжая всю Свею шерстью, шкурами, рогом, мясом, молоком и сыром.

Стали всё больше выводить особенных, тонкорунных овец и коз, привезённых с далёких берегов. В Сонборге из этой шерсти делали ткань легчайшую и очень тёплую, здесь же, в Сонборге, испокон веков славившимся искусными вышивальщицами и вязальщицами и швеями, делали всё более сложные и замысловатые наряды, плащи, покрывала.

Не было теперь ни одной женщины во всей Свее, которая не носила бы чудесной красоты платьев, расшитых цветами и рунами, плащей, шалей и платков, не было мужчины и ребёнка не одетых в эти мягкие, тонкие, тёплые ткани. от этого изменились и улицы городов и деревень, люди стали будто изящнее и меньше, даже обращаться друг с другом стали обходительнее и добрее, словно мягкие одежды сообщали мягкость и нравам.

Стали выращивать больше льна, а из него делать тонкое белое полотно, ранее слишком дорогое и редкое, доступное только избранным. Теперь же белые рубашки перестали быть привилегией богатых, выглядывали в вырезах платьев и из-под юбок. Даже мужчины стали носить белые рубахи.

Теперь почти не было домов в Свее, где бы ложились спать на шкуры, не постелив белья. И летом люди облачались в лёгкие и тонкие одежды, куртки и платья из прочного и тонкого материала.

Появился шёлк, привозимый мореходами и купцами из дальних стран. В городах и фортах и даже в богатых сёлах в тёплое время, улицы теперь расцвечиваются весёлым разноцветьем, будто слетаются стаи бабочки.

Грёнаварские охотники и рыболовы поставляли на рынки и к столу йофуров дичину и рыбу.

А в Эйстане расцветает ювелирное дело. Именно там была