Сесил улыбнулся и с благодарностью коснулся ее руки.

— Нет, дорогая, боюсь, у меня не получится. Поезжай с Луисом и хорошенько повеселись.

— Я верну ее в целости и сохранности, — пообещал Луис, но его взгляд, адресованный Одри, говорил гораздо больше.

Сесил похлопал брата по плечу:

— Смотри, я тебе доверяю! — Он закурил сигару. — Кто в этом мире заслуживает доверия, как не родной брат?

* * *

Одри падала с ног от усталости. День выдался изнурительным как в физическом, так и в эмоциональном плане. Она вспоминала последние слова тетушки Эдны и недоумевала, как же той удалось обо всем догадаться. Потом она с улыбкой вспомнила прочувствованную речь Луиса о любви. Она хотела поблагодарить его, но удобного случая остаться с ним наедине так и не представилось. Когда-то им приходилось общаться с помощью свернутых в трубочки записок, которые они прятали между кирпичами в стене вокзала… Пока что им приходится довольствоваться короткими встречами, но уже завтра в их распоряжении будет целый день. Она так ждала этого дня, что сомневалась в том, что разум позволит телу хоть немного отдохнуть.

Когда Сесил вошел в комнату, она с удивлением посмотрела на него. Он постоял немного, раздумывая, остаться ему или уйти. Он не увидел ответа на лице жены, но ее волосы, как и прежде, были распущены и волнами укрывали плечи.

— Я зашел пожелать тебе спокойной ночи, — сказал он в надежде, что ответом ему будет ободряющий взгляд.

Но лицо Одри было бесстрастным. Затем она кротко опустила глаза.

— Сесил, я ужасно устала. Пускай лучше все будет так, как было до моего отъезда. По крайней мере сегодня. — Она не поднимала взгляд, потому что видеть его разочарование было невыносимо.

— Конечно. В любом случае, я еще хотел почитать перед сном, а я помню, что свет тебе мешает.

— Спасибо.

— Ну, тогда спокойной ночи. — Он сделал шаг к двери.

Одри неожиданно ощутила приступ вины.

— Сесил!

— Да?

— Ты не поцелуешь меня на ночь?

Его радость выглядела так жалко, что сердце Одри обливалось кровью. Он подошел к ней и поцеловал в щеку.

— Спокойной ночи, Сесил.

— Спокойной ночи, Одри. Приятных сновидений.

Она проводила мужа взглядом. Он даже представить себе не мог, насколько приятными будут ее сновидения…

Одри выключила свет и свернулась клубочком под одеялом. Теплый бриз игриво шелестел занавесками, принося ароматы сада. «Интересно, — думала она, — Луис тоже не может уснуть, думая обо мне?» Ей нестерпимо захотелось пойти к нему, но риск быть пойманной слишком велик, тем более что завтра они смогут наслаждаться друг другом целый день. Она вспомнила, как они тайком встречались и танцевали в Палермо, как втайне ото всех целовались под вишней и как все их мечты пошли прахом. От одной мысли, что она снова может потерять его, Одри вздрогнула. И тогда, в тишине своей спальни, она поклялась, что на этот раз ни за что его не отпустит.

На следующее утро, едва только нежно-розовый рассвет забрезжил на ясном голубом небе, Луис и Одри на автомобиле отправились за город. Распущенные волосы молодой женщины развевались на ветру, вырываясь в открытое окно. Она не могла отвести глаз от Луиса и все думала, насколько же он был прав, говоря о силе мечты. Она мечтала об этом дне — и вот ее мечта претворяется в жизнь. Словно читая ее мысли, Луис протянул руку над коробкой передач и дотронулся до нее. Они понимали друг друга без слов, которые только опошлили бы их чувства. Со счастливыми улыбками они смотрели, как суматошный город сменяется рядами ветхих лачуг, а те, в свою очередь, уступают место длинной пустынной дороге. Дорога, бегущая меж полей, была широкой и ровной, поэтому создавалось впечатление, что небо окружало их со всех сторон, даря пьянящее чувство безграничной свободы. Табуны гнедых пони щипали траву на пастбище, бесцельно бродили коровы, поднимая головы лишь для того, чтобы стряхнуть гнус, которого в теплое время года здесь было великое множество. Одри смотрела по сторонам и вспоминала свой отъезд в Англию: перед ее взором тогда расстилалось море. Именно в тот день она осознала, до чего же мал ее мирок по сравнению с неисчислимыми возможностями, дарованными ей Богом. Сейчас она вновь ощутила всю прелесть открытых пространств, в которых можно потеряться без следа, и никто тебя не найдет.

— О чем ты думаешь? — спросил Луис.

— О том, насколько коротки наши жизни в этом огромном мире.

— И насколько ничтожны! Иной раз людям приходится взбираться на горную вершину, чтобы прочувствовать это.

— Или увидеть необъятный океан… — При виде его улыбки Одри затрепетала от счастья.

— Любовь моя, ты же знаешь: красота рождает мечту, — сказал он, а она повернулась к нему и посмотрела с грустью.

— Теперь знаю. Если бы только я знала это раньше… Но тогда я считала, что мир начинается и заканчивается в Херлингеме.

— Не важно. Сейчас мы вместе, а значит, все остальное не важно… — И он снова повторил: — Я люблю тебя и буду любить всегда.

Усадьба «Да Магдалена», расположенная посреди бесплодной пампы, была подобна цветущему оазису. За оградой росли высокие деревья, отовсюду доносился птичий гомон. Аромат эвкалиптов проникал в окно вместе с запахами конюшни и выделанной кожи. Они проехали по пыльной аллее, обсаженной лиственными деревьями paraisos. У дома их встретила свора собак, при виде которых Одри вспомнила о собаках Сисли. Ее псы были более толстыми и холеными по сравнению с этими худосочными дворнягами, громким лаем возвещавшими хозяину о прибытии гостей.

Они остановились в тени деревьев. Из дома, крича и размахивая руками, выбежала темнокожая служанка в бело-розовой форме и попыталась утихомирить и разогнать собак.

— Добрый день, сеньор Форрестер. Сеньор Рибальдо ждет вас на террасе, — сказала она по-испански, обнажая в улыбке беззубые десны.

Перед ними предстало желто-белое здание в колониальном стиле, крыша которого была покрыта поблекшей зеленой черепицей. Дом был старый и явно нуждался в покраске, но жасмин, вьющийся по стенам, и пчелиный гул заставляли забыть о ветхости и придавали ему очарование и индивидуальность.

Горничная проводила гостей до террасы, где, попивая кофе, сидел жилистый господин лет семидесяти. На нем были серые штаны индейцев гаучо — собранные в складки у талии и с пуговицами на лодыжках, а на широком кожаном ремне поблескивали серебряные монеты. Обут он был в стоптанные черные мокасины, над которыми виднелась его смуглая иссохшая кожа, напоминающая цветом местный грунт. Увидев Луиса, он рывком встал и тепло улыбнулся.

— Луис, дружище, как я рад тебя видеть! — Он заключил Луиса в объятия и по-дружески похлопал по спине. Затем его блестящие карие глаза остановились на Одри, и пепельно-серые брови приподнялись от восхищения.