— Жалобу Моргун подал? — вновь спросил я.

— Они-с, Иван, то есть Тимофеевич, а также присовокупились Улаф Парлович.

О самих жалобах я был в курсе дела из подслушанной речи станового и повторить их его не попросил.

— Так прикажите повесить подлеца, ваше превосходительство? — напомнил о себе Истомин.

Что делать с «подлецом», я не знал. Воинство его сбежало без оружия и больше не представляло реальную опасность, однако, и отпускать пристава с миром было опасно. Что ни говори, но как только он окажется на свободе, тотчас бросится жаловаться на наш разбой, а за своих его коллеги могли и отомстить. Мне показалось, что самым разумным будет оставить его в заложниках.

— Пусть пока живет, — ответил я штабс-капитану, — прикажите посадить его в сарай под арест, может быть, он еще на что и сгодится.

— Кому это он сгодится! — не согласился Истомин. — Одно слово, пустой человек.

— Но и вешать без суда нельзя, пусть с ним его начальство разбирается.

Когда мои гуманные слова дошли до ушей заинтересованного лица, оно опять начало говорить былинным языком, благословляя «доброго генерала» от лица многочисленных родственников несостоявшегося покойника.

Пока мы разбирались со становым, вернулись Посников с Катей. Родион вел ее, подчеркнуто почтительно поддерживая под локоток. Кудряшова выглядела натурально испуганной, и ее немного растерзанный вид, кажется, ни у кого не вызвал подозрений.

Обстановка на хуторе постепенно стабилизировалась, и недавние страхи прошли. Теперь, как это обычно бывает после драки, все, кому не лень, махали кулаками и обещали страшные кары зачинщикам. Мне было совсем не весело. Обстановка после вмешательства полиции явно выходила из-под контроля. Разобраться со становым приставом было несложно, но если в противостояние включится вся губернская власть, то мало никому не покажется. К тому же, объявив нас «бунтовщиками», исправник Михаил Маркович вполне мог добиться присылки «на усмирение» войска, а это уже был бы для нас совсем другой расклад. Я подумал, что единственным правильным решением будет устранить причину конфликта, и позвал несостоявшихся героев в избу на совещание.

Вскоре там собрались все, включая пленных. Как инициатор собрания, первым высказался я:

— Ну, и что нам теперь делать? Есть предложения?

— Следует выкопать ров! — тотчас откликнулся Истомин.

Как и прежде, его идея не вызвала отклика. Народ сосредоточенно молчал, никто не торопился брать на себя ответственность за общее решение.

— Нужно ехать в Петербург, подать жалобу, — наконец подал голос губернский секретарь Похлебкин. — Пусть начальство разберется и накажет.

Что за начальство будет разбираться в здешних делах, и кого оно будет наказывать, он уточнять не стал. Предложение чиновника так же не вызвало никаких комментариев.

Пришлось говорить мне:

— На нас помещик Моргун подал жалобу, что мы укрываем беглых крестьян, это их, — указал я на сгруппировавшихся пленных, — и вообще, нас обвиняют во всех смертных грехах. Все начальство здесь продажное, так что доказать, что не мы напали на Моргуна, а он на нас, будет невозможно.

— Но, ведь есть же и честные чиновники, — подала голос Кудряшова, — я наверное знаю!

Судя по общему угрюмому молчанию, кроме нее, больше так никто не думал.

— Может быть и есть, только как их найти? — продолжил я. — Пока у Моргуна большие деньги и связи, во всем виноваты будем мы.

— А государь? — опять высказался Похлебкин. — Подадим жалобу государю, он-то разберется, где правда, а где кривда!

Однако, и такой вариант никого не заинтересовал.

— Нужно барина убить, а имение спалить, — неожиданно сказал один из пленных, — тогда и концы в воду.

Все посмотрели на гайдука с твердым, простым лицом, который раньше ничем не выделялся среди своих товарищей. Мужик немного смутился от общего внимания, но глаз не опустил и, в подтверждение своего предложения, сделал жест руками, как будто сворачивал помещику символическую голову.

— Сколько человек, способных воевать, у них там осталось? — спросил я, обращаясь уже непосредственно к нему одному.

— Не боле десятка, — быстро ответил он. — Наши крестьяне, если поманить, сами разбегутся, а пришлых не боле десятка. Нужно бить немедля, пока они не успели позвать подмогу.

— А может быть, уже успели, — усомнился я.

— Не, сегодня ночью ко мне в гости кум приходил, говорит, никого новых у них нет, одни старые. Магистр вот только совсем озверел, никому спуска не дает, чуть что, под плети подводит. Наши мужики даже хотят бунтовать.

«Кум», который приходит ночью в гости из стана врагов, меня умилил, но заострять внимание на этом не было необходимости.

— Ну, если так, то как только соберемся, сразу и выступаем, — подвел я черту под несостоявшимся обсуждением.

Думаю, что не только я понимал, что иного выхода, как нанести превентивный удар, у нас нет. Во всяком случае все, кто мог держать оружие в руках, начали спешные сборы.

Пока в общей суете и неразберихе участники экспедиции метались и суетились по всей территории хутора, я собрал для разговора наш малый круг, в который входили троицкие жители.

Правда, к нам тут же присоединились ревнивый Посников и неприкаянная Софья, ни на шаг не отходившая от наших женщин.

Мы отошли в сторонку.

— После дела нам нужно будет отсюда немедленно уехать, — сказал я. — Вопрос куда, в Москву или вернемся в Троицк,

— Я хочу домой, — первой сказала Марьяша.

— Я тоже, — поддержала ее Кудряшова.

Куда хочет ехать Ефим, я не спросил, он так ел глазами горничную, что у той с лица не сходил алый румянец.

— А что мне делать? — спросила Софья Раскатова. — Меня папа домой не пустит.

Екатерина Дмитриевна взглянула на девушку, как мне показалось, не очень ласково, но, покосившись сначала на меня, потом на купца первой гильдии, предложила:

— Поезжай с нами, места в карете хватит.

— Решено, возвращаемся в Троицк, — сказал я. — Тогда сразу же едем все вместе к Моргуну. Пока мы там будем с ними заниматься, вас будет охранять Родион.

На этом и порешили. Ефим пошел запрягать в карету наших застоявшихся битюгов, а я занялся проверкой оружия.

Никакого определенного плана для предстоящей атаки у меня не было. Решил, что будем действовать по обстоятельствам.

Отряд у нас собрался внушительный, так что на всех не хватило лошадей. Кто был поздоровее, пошел пешком. Дело шло к вечеру, и тихим ходом добраться до поместья удалось уже затемно. В этот раз никаких заслонов и засад в лесу не оказалось, так что поход напоминал загородную прогулку. На хуторе мы оставили всего двоих, штабс-капитана и Александра Егорыча с его простреленной ногой.