Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но жить с такой тяжестью тоже невозможно. Арианна не могла ни дышать, ни думать, ни говорить ни единой минуты, чтобы не чувствовать себя разбитой и искалеченной. Она боялась, что не отыщет даже приблизительно подходящих по смыслу слов, чтобы описать весь ужас и тоску своего раздвоения. В ней уживались бесконечно счастливая любящая и любимая супруга и страдающая от тайной любви женщина.
Она больше не всхлипывала, тяжелые слезы градом катились по ее щекам, оставляя на них красные полосы. Когда душе так больно, то слезы чрезвычайно горькие и они прожигают кожу, в уголках глаз белел налет соли. Лицо ее как-то моментально похудело и осунулось, а нос заострился. Ортон сочувственно смотрел на жену и чувствовал, что его сердце болит так же отчаянно, как и ее.
— Бедная моя, неужели так все страшно и тяжело? Она закивала головой, цепляясь за него непослушными пальцами. В этот миг ей показалось, что он может сию секунду уйти, разгневавшись, и оставит ее одну в оглушительном, тоскливом одиночестве.
— Не бросай меня, — выкрикнула Арианна. — Только не бросай меня, слышишь?! Я уже не смогу жить без тебя, без твоей любви. Мне нужно каждое утро просыпаться и знать, что рядом ты, засыпать в твоих объятиях, нужно слышать твой голос и твои шаги, видеть, как ты смеешься или сердишься! Ты мне нужен… Господи! Если бы ты знал, как ты мне нужен.
— И ты мне нужна так же сильно, — растерянно прошептал Ортон, прижимая к груди свое заплаканное, страдающее сокровище. — В чем же беда?
— А если бы в моей жизни появился человек… Не так, как ты, не такой дорогой и близкий, но тоже нужный… Что бы ты сказал? Я была бы не достойна тебя, милый мой!
— Да что же это такое, — спросил император тревожно, — не в Аластера ли ты влюбилась?!
— Что? — охнула она. — Нет, что ты. Это все равно что влюбляться в произведение искусства или совершенную по форме драгоценность — такое же безумие и безрассудство.
— Рад, что ты это понимаешь, — явно обрадовался Ортон. — Но не Сивард же пришелся тебе по сердцу… Хотя от этого мошенника можно ждать чего угодно. Покорил же он неприступную императорскую сокровищницу, покорил сердце Начальника Тайной службы, мог бы и тебя завлечь в свои сети. Говорят, он и крокодила может уговорить пойти в невесты.
Если император добивался того, чтобы его возлюбленная немного расслабилась и повеселела, то он достиг своей цели. Арианна звонко захохотала, размазывая по лицу непросохшие слезы.
— Ну тебя, негодяй! Наверное, я сейчас такая уродина, — совершенно непоследовательно добавила она. — Представляю себе: распухшие глаза и толстый красный нос. Нет, только не смотри на меня.
Как назло, в спальне было уже совсем светло, и птицы голосили вовсю. Им казалось, что они своего добились, и солнце наконец рассиялось на чистом небосводе, проснувшись именно от их пения и чириканья.
— Позволь мне самому решать, смотреть на тебя или нет, — серьезно сказал Ортон. — Ты такая же прелестная, как всегда. Может еще краше. И запомни: ни болезнь, ни слезы, ни даже старость не заставят меня думать, что ты стала менее привлекательной.
— И когда я буду морщинистой и толстой, как нянюшка, тоже будешь меня любить? — спросила Арианна.
— Если ты, конечно, не сбежишь от меня со своим новым воздыхателем, — усмехнулся император.
— Ну уж он-то от тебя никуда не денется, — вздохнула она.
— Рассказывай по порядку.
Ортон поднял Арианну на руки и стал носить по комнате, покачивая, как ребенка.
— Рассказывай, не бойся. Я все равно останусь с тобой и буду тебя любить. Всегда. Что бы ни случилось. Потому что ты — мое счастье, и я от тебя уже никуда не денусь.
— Шут, — пробормотала она, утыкаясь носом в уютную ложбинку между его мускулистым плечом и высокой, стройной шеей.
— Что шут?
— Я не понимаю, что со мной делается, но я тянусь к нему сильнее, чем к кому бы то ни было во дворце. Да что там — во дворце! Кроме тебя, меня вообще ни к кому так не влечет. Ты только не подумай, — быстро сказала она. — Просто с ним очень интересно. Когда он не занят, то иногда ездит со мной верхом или катает на лодке по каналу — и все время что-то рассказывает. Он столько всего знает! Впрочем, что я… ты ведь знаком с ним столько лет, — наверное, наизусть его выучил.
— Не сказал бы, — ответил император. — Ну а как он к тебе относится?
— Предельно почтительно, — вздохнула Арианна. — Но мне кажется, что я ему тоже нравлюсь. Немножко.
Ортон уселся обратно на кровать, продолжая держать жену в объятиях.
— Следовало бы устроить тебе неприличную сцену ревности, но я не стану. Ты ведь не хочешь бросить меня и променять на Ортона-шута?
— Ты смеешься? — жалобно спросила она. — Сердишься?
— Да нет же! Действительно не сержусь, хотя и должен был бы. Но я слишком верю и тебе, и шуту, чтобы подозревать вас обоих в предательстве и прочих жутких прегрешениях. К тому же он мне сам признался, что ты ему весьма нравишься.
— Правда?! — Арианна вспыхнула и зарделась как маков цвет.
— Я рад, что поднял тебе настроение.
Император потянулся, нежась в теплых лучах утреннего солнца, льющихся из окна сплошным потоком, и вдруг спохватился.
— Ой, мне же пора! Совсем не обращаю внимания на время, когда нахожусь с тобой рядом.
— Но ты неограниченный владыка всего, что нас окружает, — сказала Арианна. — А волнуешься так, будто должен всем.
— И это правда. Ответственность. Бремя императора. Помнишь? Мне нельзя иначе. В завещании Брагана написано, что пренебрежение к людям начинается с малого, а заканчивается там, где сам ни сном ни духом…
— Мудрость — это так тяжело, — прошептала императрица.
— Но прекрасно.
Ортон уже оделся и теперь стоял перед потайным ходом, протягивая к Арианне руки.
— Иди, милая, я тебя поцелую. Вот так. До вечера. И выбрось из головы все страхи — ты себе больше напридумывала проблем, чем у нас их было на самом деле. Поезжай, покатайся верхом, до обеда у тебя нет никаких важных встреч. Только будь осторожна. В соседнем покое раздались осторожные шаги и негромкие голоса Алейи Кадогая и ее сестры Ульрики.
Император последний раз прижался губами к горячим устам жены и исчез. Мягко щелкнул механизм потайной двери, и прекрасный эстергомский ковер надежно закрыл то место, где она только что была.
Коротышка Ньоль-ньоль был личностью настолько известной, что у подчиненных Сиварда не ушло много времени на его розыски. Через шесть часов после того, как они получили это задание, запыхавшийся курьер вручил Крыс-и-Мышу три последних адреса, по которым имело смысл искать Коротышку.
Наиболее правильным и соответствующим действительности оказался конечно же третий. В природе существует какой-то странный, необъяснимый, но давно уже выявленный и сформулированный закон, вкратце сводящийся к тому, что если есть хоть малейшая трудность или препятствие на пути к цели, то они обязательно возникнут. Последним новости узнает всегда тот, для кого они важнее, чем для остальных; что же касается пресловутого бутерброда, то об этом даже говорить неприлично — можно прослыть до одури банальным человеком.