Патрик все же написал ей, хоть я и просила его этого не делать. Когда они поняли, что я обманула обоих, что меня нет и никто не знает, куда я отправилась и с кем, то начали паниковать. Вот только сейчас меня это не слишком волнует. Домой, к Патрику, я возвращаться не собираюсь. Правда, я все еще сомневаюсь, что смогу пойти в полицию, — ведь детектив Томас недвусмысленно запретил мне лезть в расследование. Но теперь, когда есть вырезка из газеты и кольцо, чеки из Энголы и разговор с матерью Патрика, может быть, они все-таки меня выслушают? Может быть, удастся их заставить?

Тут до меня доходит. Кольцо! Я сняла его с руки в машине Аарона и швырнула на пол. И не помню, чтобы поднимала. Смотрю на свой пустой палец, потом разворачиваюсь и принимаюсь шарить руками по смятому покрывалу. Ладонь натыкается на что-то твердое, я откидываю одеяло, но это не кольцо. Это завалившаяся между простынями пресс-карта Аарона. Я снова вижу, как расстегиваю на нем рубашку, помогаю снять. Подняв карту, подношу ее к глазам. Смотрю на его фото и на секунду позволяю себе усомниться, что прошлая ночь была ошибкой. Может, судьба заложила неожиданный вираж и нам именно так и суждено было найти друг друга…

Гудки прекращаются, слышен голос Шэннон, и я сразу понимаю — что-то стряслось. Она шмыгает носом.

— Хлоя, где тебя носит, черт возьми?

Голос у нее хриплый, будто она гвоздей наглоталась.

— Шэннон, — говорю я, усаживаясь попрямей. Пресс-карту Аарона опускаю в карман. — С тобой все в порядке?

— Ничего не в порядке, — отрезает она. Из ее глотки вырывается короткий всхлип. — Где ты?

— Я… здесь, в городе. Мне нужно было немного проветрить голову. Что случилось?

Из телефона доносится еще один всхлип, на этот раз громче; звук заставляет меня отшатнуться, словно от удара. Я отвожу руку подальше и слушаю завывания на другом конце; Шэннон пытается найти слова и собрать их вместе, чтобы выразить мысль.

— Это… Райли… — выговаривает она наконец, и я немедленно чувствую, что меня сейчас снова стошнит. Я уже знаю, что она сейчас скажет. — Райли… пропала.

— Что значит «пропала»? — переспрашиваю я, хотя и сама знаю, что это значит. Кишками чую. Я представляю себе Райли на вечеринке, ссутулившуюся в углу гостиной, скрестив худые ноги. Подошва кроссовки постукивает по ножке кресла; в одной руке телефон, другой она крутит локон.

Я думаю о том, как Патрик на нее смотрел. О том, что он сказал тогда Шэннон, думалось — чтобы успокоить, но теперь его слова кажутся куда более зловещими.

Настанет день, когда от этого останутся лишь воспоминания.

— Пропала, я же говорю. — Шэннон быстро делает несколько вдохов. — Утром мы проснулись, а ее нет в спальне. Снова удрала через окно, но домой не вернулась. Ее весь день нет!

— Патрику ты не звонила? — спрашиваю я, надеясь, что напряжение в голосе меня не выдаст. — Когда не смогла до меня дозвониться?

— Звонила, — отвечает она, теперь уже у нее напряженный голос. — Он полагал, что мы с тобой сейчас вместе. На твоем девичнике.

Понурив голову, я закрываю глаза.

— Очевидно, между вами двумя что-то происходит. И ты нам врешь. Только знаешь, Хлоя, мне сейчас совершенно не до этого. Я просто хочу знать, где моя дочь!

Я молчу, даже не зная, с чего начать. Ее дочь Райли в опасности, и я уверена, что знаю причину. Вот только как сказать об этом Шэннон? Как объяснить ей, что ее дочь, скорее всего, похитил Патрик? Что он, наверное, выжидал рядом с домом, пока она выкинет из окна спальни простыню и спустится во мрак? И что он знал об этом, потому что сама же Шэннон ему и рассказала тем вечером у нас дома? А прошлую ночь он выбрал, потому что это я уехала, предоставив ему свободу разгуливать, где он пожелает?

Как сказать ей, что ее дочь, скорее всего, мертва — из-за меня?

— Я сейчас приеду, — говорю я ей. — Я сейчас приеду и все объясню.

— Я не дома, — отвечает Шэннон. — В машине, объезжаю окрестности. Ищу Райли. Но твоя помощь нам тоже пригодится.

— Само собой, — говорю я. — Просто скажи, куда мне ехать.

Получив инструкции объехать каждую улицу в радиусе десяти миль от их дома, я даю отбой. Поднимаюсь с кровати и смотрю вниз; под ногами — моя сумка, поверх белого конверта — куча счетов Патрика. Я сметаю все обратно в сумку и закидываю ее на плечо. Потом снова смотрю на телефон, на эсэмэски от Патрика.

Хлоя, позвони мне, пожалуйста.

Хлоя, где ты?

Еще он оставил голосовое сообщение, и я уже собираюсь его удалить. Не могу я сейчас слышать его голос. Не хочу слушать его объяснения. Но что, если Райли еще у него? Что, если я еще могу ее спасти? Нажимаю кнопку и подношу телефон к уху. Его голос сочится мне в мозг, скользкий, словно масло, заполняет каждый уголок, каждую щель. Обволакивает собой все.

«Алло, Хлоя. Послушай… я не знаю, что с тобой сейчас происходит. Ты ни на каком не на девичнике. Я только что разговаривал с Шэннон. Не знаю, где ты, но творится явно что-то не то».

Тишина на линии. Я смотрю на телефон, не конец ли это сообщения, но таймер записи продолжает тикать. Наконец Патрик заговаривает снова.

«Когда ты вернешься домой, меня не будет. Бог знает, где ты сама-то сейчас. Но к завтрашнему утру я уже съеду. Это твой дом. С чем бы ты сейчас ни пыталась справиться, не хочу, чтоб ты думала, будто дома этого сделать нельзя».

У меня сдавливает горло. Он съезжает. Бежит.

«Я люблю тебя, — говорит Патрик голосом, больше похожим на вздох. — Сильнее, чем тебе кажется».

Запись вдруг обрывается. Я стою посреди комнаты мотеля, голос Патрика все еще отдается в ней эхом. К завтрашнему утру я уже съеду. Снова смотрю на будильник. Уже пол-одиннадцатого. Может быть, он еще там. Еще дома. Может быть, я поспею туда, пока он еще там, выясню, куда он собрался сбежать, и извещу полицию…

Я быстро выхожу за дверь, шагаю к парковке. Солнце успело уйти за деревья, свет уличных фонарей превратил их ветви в кривые тени. Я застываю на полушаге; во мраке мне неуютно, срабатывает инстинкт. Ночной покров уже опустился. Потом я думаю про Райли. Про Обри и Лэйси. Думаю про Лину. Думаю про девочек, про всех пропавших девочек на свете — и заставляю себя шагать дальше, навстречу правде.