человеку. Пятна пота проступали на майке Дембеля, делая её ещё черней.

Жуткий морлок-переросток переминался с ноги на ногу. Под ноздреватой кожей перекатывались напружиненные мышцы.

Дембель выбросил руку перед собой, сложив пальцы в «козу», точно собрался «зажечь» на рок-концерте.

— Ша! — громогласно выпалил он.

Монстр вздрогнул, вжал голову в плечи. Видок у него был почти виноватый.

А потом он медленно распрямился.

— Ша! — гаркнул Дембель зычнее.

Монстр не шелохнулся.

— Давай! — заорал Новак, подначивая. — Кушать подано! Давай, сожри его, как Пончика! Это не папаша тебе, а просто мудак со шваброй!

Дембель повернулся к Новаку. Его перекосило от бешенства. Но в гримасе таилось и кое-что ещё. Оно взметнуло Новака на пик торжества.

Испуг.

Которому вот-вот предстоит перерасти в незамутнённый ужас.

Надо отдать должное, Дембель держался молодцом. Он двинул на монстра, продолжая стращать «козой». Монстр отступил, перекатывая башку с плеча на плечо, будто в раздумье.

— Ша! — в третий раз крикнул — взвизгнул — Дембель, замахиваясь.

И тогда монстр зачерпнул когтями перед носом обидчика, будто пробуя воздух на вкус. Неуверенно — пока.

Дембель отшатнулся. «Коза» поникла.

Монстр пошёл на Дембеля, ускоряя шаг.

Дембель, пятясь, скрылся за правым бортиком. Но прежде Новак заметил, как сторож развернулся, чтобы бежать.

И монстр устремился следом.

Оба исчезли из виду. Пробудившийся в Новаке азарт заставил его ждать.

Спустя несколько минут монстр опять промчался слева направо мимо лестницы. На его груди предсказуемо красовался свежий рисунок — кровавый жирный зигзаг.

Неудивительно: далеко ли убежишь от вечно голодного, не знающего устали чудища, если у тебя нет ступни?

Теперь можно и поискать подмогу. Новак швырнул «розочку» в мусорную корзину и враскоряку побрёл долой.

***

Путь до «Атланта» Юля Вороткова преодолела лёгкой трусцой, подготавливая себя к настоящему забегу, которому не мог воспрепятствовать и разошедшийся дождик. Издали заметила, как в воротах нарисовался тип в одних сползающих шортах и кроссовках, и, спотыкаясь, поплёлся вниз по улице. Пьянь или сбрендивший. Юля брезгливо фыркнула. Развелось нынче фриков!

Она завернула в ворота, откуда вышел полуголый, прогарцевала ко входу в стадионный предбанник и очутилась в безлюдном и оттого слегка зловещем холле. В закутке сторожа бурчал зомбоящик. На экране гости ток-шоу с визгами кидались друг на друга, но зритель, которому предназначалось сие мелкодостойное действо, куда-то свинтил. Если сегодня смена того безногого душнилы, то и к лучшему. Вечно он со своими абьюзивными каментами.

Юля вспорхнула к двери, ведущей на поле. Какой-то шутник подпёр дверь стулом. Возможно, тот, голый.

К чёрту чужие шутки, она зря, что ли, пропустила встречу с девчулями? Не думая долго, Юля оттолкнула стул и прошмыгнула на лестницу. Здесь недавно мыли — все ступени в вонючей воде, из шланга течёт, ведро валяется. Бардак!

Она поднялась на трек и огляделась. Почти никого, сла-ава те Господи. Лишь чувак в белом шпарит у западной трибуны. Если не станет подкатывать, как иные здесь (взять хоть того картавого чмошника с залысинами и вечными его «здрастями» и «добрыйвечерами» — разве что слюной не захлёбывается!), то вечер удался.

Она вставила в уши наушники, запустила плейлист и начала пробежку под озорное мурлыканье Ильи Лагутенко. «Страху нет-нет, страху-ху!». Фига с два чувак в белом её догонит. Она на голову выше серой массы.

Козочка записала бы эти слова на родовом гербе, будь у неё таковой.

Или хотя бы у себя на майке. Прямо под принтом с Багзом Банни.

2022

Тиша

Потеха справляется с замком за минуту. Сухой щелчок, словно переломили ветку — и пожалуйте. Тиша нервно озирается. Полночная улица спит. За забором, по другую сторону дороги, покачиваются ветки можжевельника, скрывая засевшего на атасе Цыгана — Ваську Челнокова. Одинокий фонарь, понурясь, читает облепившие единственную ногу объявления: «Котят в хорошие руки…», «Списание долгов…», «Русская бригада строителей…» и самое заметное, с которого красными буквами кричит: «Пропал ребёнок… помогите найти…».

Чмокнув, приоткрывается дверь. Тиша внутренне сжимается, ожидая визга сигналки, но коттедж встречает глухой тишиной. Наводчик не подкачал. Потеха хлопает Тишу по плечу — не мешкай, мол — и взъерошенной тенью шустрит за порог. Тиша ступает следом и закрывает дверь. Руки слегка трясутся.

Неудивительно — третья делюга. Как говорит Толик Потешников, он же Потеха, сперва ссышь, после привыкаешь. Тиша пока не привык. Он думает: «Если выгорит, и привыкать не придётся».

Налобные фонарики вспыхивают одновременно, раздвигая темноту прихожей, но и уплотняя её до кромешной непроглядности за пределами светового кокона. Тиша невольно вспоминает одну из тех документалок, что любила смотреть Злата, когда детдомовцы собирались вечером в холле у телека: про глубоководных чудищ с огоньками на рылах, живущих во мраке под тоннами ледяной воды.

В центре светового кокона проступает физиономия Потехи — точно изрезанная рублёными тенями маска идола бестелесно парит во тьме, удерживаемая силой первобытного колдовства.

— Мой верх, твой низ, — произносит маска. — Как на нарах.

Голос прокуренный, старческий, будто его обладателю не сорок, а раза в два больше. Поговаривали, в самом начале стези домушника Потеху поймал на неудачном скоке хозяин хаты, который влил ему в глотку растворитель засоров. Видно, острый на язык Потеха посулил хозяину что-то особо заковыристое. Излёт девяностых, времена суровые… Тиша, впрочем, сомневается, что с тех пор они сильно смягчились.

— Без суеты, но не копайся, — наставляет Потеха, поправляя лямку рюкзачка. Лежащий в нём воровской инструмент отзывается глухим «клац». — Часа три у нас есть. До рассвета гагара не нарисуется. Цыган, если что, цинканёт. Мобилку секи.

Гагара — хозяйка дома. Белла Зервас — не хухры-мухры имечко. Вдова судьи и владелица магазина игрушек, мимо витрины которого Тиша не раз проходил. За стеклом высились баррикады коробок с конструкторами, манили модельки машинок, маршировали солдатики — в детском доме Тише о таких оставалось лишь мечтать, и лет десять назад он бы полжизни за них отдал. Ну и куклы, щекастые набивные карапузы. Они сидели на полках чинно, как в костёле, и даже сквозь стекло лучились теплом, уютом, мягкостью. Их хотелось обнять. Злате они бы наверняка понравились. Хотя, спохватывается Тиша, Злате сейчас должно быть тринадцать — время кукол для неё прошло.

Они пасли хату две недели и вчера им наконец улыбнулась удача. Зервас увезли на «скорой». А если ты не возвращаешься из больницы к ночи, рассудил Потеха, тебя продержат там минимум до утра. Самая пора идти на делюгу.

Тишины две делюги обернулись попадаловом. На первой его сняли прямо из форточки. За вторую прилетел год воспитательной колонии. Тиша надеялся, что с третьей