Он до конца не понимал, зачем оказался здесь. Даже не знал, почему до сих пор изучает информацию о Кэсси Бентли, хотя ее убийство не будет рассматриваться в суде.

Его встретила Митра Эйгервал — ассистент окружного судмедэксперта, — худощавая женщина с игривой походкой и легким индийским акцентом. Она дежурила в тот день, когда обнаружили тела. Именно она показывала Наталии Лейк Бентли тело ее дочери.

Доктор Эйгервал провела Райли в большое, тщательно продезинфицированное помещение. Там на больничных койках лежали тела четырех женщин, убитых Терри Бургосом.

Райли открыл отчет по вскрытию Кэсси Бентли.

— Итак. — Он начал читать вслух: — «После смерти между четвертой и пятой предплюсневыми фалангами был сделан надрез». Имеются в виду пальцы ног?

— Именно.

— Почему бы не написать «пальцы ноги»?

— А почему вы не говорите «дело прекращено», а используете термин «nolle prosequi»[14]?

Райли улыбнулся:

— Вы правы, доктор.

— Тела проституток никто не забрал, — сообщила она. — Вам повезло.

У родственников убитых было сто двадцать дней, чтобы забрать тела своих близких, так что время еще оставалось. Но возможно, эти девушки потому и стали проститутками, что о них некому было заботиться. Райли знал, что скорее всего этим женщинам предстоит найти последнее пристанище на окружном кладбище в могилах без памятников.

— Митра, не тяните.

Она повела его к холодному белому трупу Морнаковски. Митра раздвинула четвертый палец и мизинец на ее левой ноге. Райли увидел кровавый надрез. Аккуратный порез, который рассек маленькую складку на коже.

— И так у всех, — сказала она. — У всех четверых, что находятся здесь. И у Кэсси.

— Ничего себе. — Райли вздохнул. — А в отчетах этого нет.

Митра покачала головой:

— Во всех, кроме данных по вскрытию Кэсси. Если честно, я даже удивилась, что патологоанатомы заметили на ней порез. Его легко было пропустить. Когда имеешь дело с травмами лица и тела, неудивительно, что пропускаешь маленькую царапину между пальцами на ноге. Мы же не занимались делом о наркотиках или отравлении. Нам не нужно было искать следы от укола…

— Я понимаю. И не пытаюсь критиковать. — Райли вздохнул. — Порез был сделан после смерти. Словно ему что-то неожиданно пришло на ум.

— Это метка, — кивнула Митра.

— Да, он оставил свою метку, — отозвался Райли.

— Попробуйте посмотреть на случившееся с положительной точки зрения, — посоветовала врач. — Если до этого момента вы сомневались в том, что всех девушек убил один и тот же человек, то теперь сомнения точно отпадут.

— Я никогда в этом не сомневался, — улыбнулся Райли.

— Ладно, — вздохнула Митра. — Что теперь делать? Эксгумировать остальные тела? Внести исправления в данные о вскрытии?

Райли не знал, насколько важны эти сведения. Бургос признался в убийствах Лайтнеру и психиатрам. Эта улика не оправдывала его, за нее не могла ухватиться защита, и Райли не пришлось бы ее опровергать. Она в очередной раз доказывала вину Бургоса и явно говорила о том, что всех девушек убил один и тот же человек.

Но подобная информация могла повлечь за собой неприятные последствия. Вдруг защита воспользуется уликой, чтобы продемонстрировать некомпетентность патологоанатомов? И показать рассеянность следователей? Это доставило бы им лишние проблемы. Джереми Ларраби готов обсуждать что угодно, лишь бы отвлечь всеобщее внимание от своего клиента. Не говоря уж о том, что Райли придется просить разрешение у родителей Элли Данцингер на эксгумацию тела их дочери через несколько месяцев после того, как ее похоронили. И все ради чего? Чтобы доказать то, что и так всем известно?

Данные о вскрытии Кэсси Бентли не были публично обнародованы. Ее дело не собирались рассматривать в суде, и они уже никого не интересовали.

— Забудем об этом, — сказал Райли. — И спасибо, что удовлетворили мое любопытство.

— О! — Митра Эйгервал толкнула его локтем. — Звучит интригующе. Секрет. Мы с вами — единственные живые существа на Земле, которые знают о порезе между предплюсневыми фалангами.

— Вы, я и Терри Бургос. — Райли поблагодарил ее и вернулся в офис.

Леон Козловски жил в маленьком бунгало на северо-западе города, в четвертом доме с южной стороны. Детектив Майкл Макдермотт, стоящий напротив дома, еще раз посмотрел на него в бинокль. Затем взглянул на часы. Полтретьего ночи.

Макдермотт поднял рацию и проговорил:

— Кодовые слова «Желтый свет». Капитан, как слышите? «Желтый свет».

К двухэтажному дому с обеих сторон приближались бойцы спецназа и отряда быстрого реагирования. Они шли пригнувшись, стараясь избегать освещенных участков улицы и держаться в тени соседних домов, чтобы Козловски не смог увидеть их из окон своего жилища. Две команды, по восемь человек каждая, одетые в темно-синюю огнестойкую униформу, шлемы из кевлара, бронежилеты и очки ночного видения. В руках у них были винтовки со скользящим затвором или ружья. Они медленно приближались к дому.

Затем каждая из групп разделилась, и часть бойцов обошли дом сзади. Другие остановились неподалеку от двери с обеих сторон, стремясь расположиться так, чтобы их не было видно из окон.

Макдермотт услышал, как его рация затрещала, вскоре послышался голос — один из участников команды говорил в микрофон, встроенный в его бронежилет.

— Команда А на месте.

— Команда Б на месте.

Макдермотт перевел дух, а затем произнес в рацию:

— Код изменился. Теперь я даю «Зеленый свет».

Обе команды встретились у входа, чтобы затем сломать дверь и ворваться в дом. Тактический бросок с противоположных сторон улицы, короткая остановка у двери в дом Козловски, затем солдаты ворвались внутрь и включили свет. Полицейские выскочили из фургона и окружили дом.

Макдермотт также вышел из своего укрытия с пистолетом наготове. Через мгновение свет зажегся во всех окнах дома. Макдермотт остановился на тропинке, ведущей к жилищу, в одной руке он сжимал пистолет, в другой — рацию. Он вытянул руку, чтобы остановить Столетти, которая шла за ним следом.

— В первой спальне — чисто.

— В первой ванной — чисто.

— На кухне — чисто.

— В гостиной — чисто.

Макдермотт задержал дыхание, приготовившись услышать звук выстрела.

— Во второй спальне — чисто.