Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не проторяю ей никакой дорожки. – Только к себе, мысленно исправился Макс. – С нами была целая армия слуг. В этом не было ничего…
– Ей необходимо было сопровождение.
Недовольство перерастало в настоящее раздражение. Полдюжины слуг вполне могли заменить любое сопровождение.
– Чем именно ты недоволен? Что я не предложил Анне захватить с собой Лилли и Уинифред?
– Да. Или нас с Гидеоном. Там должен был присутствовать кто-то еще. Только при таком условии твоя прогулка могла бы считаться приемлемой. У меня прекрасные слуги, Макс, тебе это известно…
– Самые замечательные, – с готовностью согласился он.
– Но они люди. Они станут говорить. Полуночный пикник – это неподходящее развлечение для молодой незамужней леди.
– Анна взрослая женщина, а не глупая девица, принимающая первые ухаживания. Почему бы не позволить ей решать, что прилично для нее и…
– Никто единолично не устанавливает правила поведения.
– Это обязанность приличного общества? – фыркнул Макс и покачал головой. – Она незаконнорожденная дочь куртизанки, выросшая в доме, где царили нравы, недалеко ушедшие от настоящего борделя. Общество никогда не примет ее как полноправного члена. Уж ты-то это знаешь.
– Но ей также не следует давать пищу для скандалов и слухов, – возразил Люсьен.
– Ее мать пользуется печальной известностью. Она всегда будет предметом разговоров. И мы с тобой не в силах это изменить. Так дадим же ей по крайней мере воспользоваться преимуществом, которое она может из этого извлечь.
– Каким преимуществом?
– Свободой.
– Она – это не ты, Макс.
– Ни в коей мере. Я мог бы обзавестись хорошей репутацией в обществе, если бы меня это волновало, но мне это безразлично.
– Анна может…
– Нет, не может! – отрезал Макс. – Проклятие, ты ведь знаешь, что не может. И ты не будешь давать ей ложные обещания или заставлять ее просить то, чего она не может иметь. Я этого не позволю.
Люсьен откинулся на спинку кресла.
– Ты этого не позволишь?!
– Именно.
В прошлом он никогда не выступал против Люсьена и даже вообразить не мог, что станет возражать ему в вопросе, касающемся семьи, но будь он проклят, если позволит Люсьену заставлять Анну искать расположения людей, которые, во-первых, ее и взгляда не удостоят, а во-вторых, отнесутся к ней с презрительным высокомерием.
– Позволим Анне выбрать собственный путь. По большому счету мы не должны даже обсуждать все это без нее.
– Не должны обсуждать?.. – Люсьен умолк, и гневные складки на его лице разгладились. – Она тебе нравится, Макс?
– Что за вопрос? Иначе зачем бы я стал проводить время с женщиной?
– Чтобы она быстрее привыкла к Колдуэлл-Мэнору, именно об этом я и просил тебя. – Люсьен с задумчивым видом постучал пальцем по ручке кресла. – Сколько времени ты проводишь с Анной, насколько ты увлечен ею, и почему я до сих пор ничего об этом не знаю?
Терпение Макса подходило к концу, и он ответил, не задумываясь:
– Во-первых, я не засекал время, во-вторых, это тебя не касается.
– Я ее брат.
Макс открыл рот и закрыл его, не сказав ни слова, затем сделал вдох, чтобы успокоиться. Вне всякого сомнения, это касалось Люсьена, но Макс не был готов сразу дарить ему победу.
– Ты хочешь, чтобы я попросил у тебя разрешения ухаживать за твоей сестрой? Хорошо. Могу ли я ухаживать за твоей сестрой?
– Нет.
– Что? Почему, черт возьми?
– Да потому, что ты наверняка захочешь сделать ее своей любовницей? Ты сошел с ума?
Оскорбление улетело так же быстро, как и прилетело.
– Да нет же. Не любовницей, женой.
Люсьен переварил информацию в мгновение ока.
– Разрешение дано.
Максу же потребовалось время, чтобы подумать над ответом Люсьена.
– Я… Хорошо. Очень неожиданное изменение точки зрения.
– Мой самый верный друг хочет сделать мою сестру виконтессой. Я был бы дураком, если бы стал возражать. Я полагаю, ты хорошо обдумал последствия такого выбора?
– Только те, которые меня интересуют.
– Достаточно честно. Скажи мне, чем я могу помочь?
– Хорошо, – медленно произнес Макс. – Эта встреча проходила совсем иначе, чем он рассчитывал. – Позволь мне ухаживать за Анной так, как я считаю нужным.
Люсьен выругался под нос и задумчиво провел ладонью по волосам, затем с суровым видом уставился на Макса.
– Ты понимаешь, о чем ты меня просишь?
– Я прошу поверить мне. – Неожиданно он почувствовал себя неловко и начал перебирать бахрому на сиденье кресла. – Ты знаешь, я бы никогда… Ты знаешь, что для меня значит ваша семья.
– Знаю. – Люсьен, который тоже чувствовал себя не в своей тарелке, кивнул и начал вертеть в руках пресс-папье, не сводя с него глаз. – Что ж, поступай так, как считаешь правильным. – Он поставил мраморное приспособление на стол и поднял указательный палец. – Но запомни: хоть одно только слово жалобы, и я, не раздумывая, вызову тебя на дуэль.
Услышав эту угрозу Макс успокоился.
– Ты же терпеть не можешь дуэли.
Люсьен пожал плечами:
– Раньше у меня не возникало желания кого-либо убить.
– Как брат ты просто невыносим.
– Можешь говорить, что тебе вздумается, но просто помни, кто из нас стреляет лучше.
В течение нескольких следующих дней Макс, встречаясь с Анной, вспоминал о предупреждении Люсьена, хотя, конечно, нисколько не верил, что Люсьен вызовет его на дуэль, как бы ни сложились обстоятельства. Но и Люсьен, и Гидеон не станут раздумывать ни минуты и сделают из него отбивную, а потом запретят ему появляться в Колдуэлл-Мэноре. Первое Макс вполне мог бы пережить (и разве держать Анну в объятиях не стоило такого риска?), но второе пугало куда больше.
Тогда он вообще лишится возможности встречаться с Анной. Он потеряет Люсьена, Гидеона, миссис Уэбстер и… черт, он потеряет всех и все, что было ему дорого.
И поэтому он был осторожен. Гораздо более осторожен, чем ночью после пикника, поэтому быстро научился получать удовольствие от самых простых вещей – прикосновения ее руки, касания коленей, когда они сидели рядом на скамье, мимолетного объятия где-нибудь в коридоре. И он обнаружил, что в этих кратких прикосновениях можно найти огромное удовольствие, стоит лишь внимательнее отнестись к ним.
Конечно, не каждый проведенный вместе момент был невинным. Макс не упускал возможности сорвать один-другой поцелуй (или десять) во время их прогулок или в укромных уголках холла – всего лишь краткое касание губ и лишний повод обхватить ладонями ее лицо и наслаждаться ее вкусом.