Милюков не участвует в съезде – зато вволю дискутирует с его участниками в неформальной обстановке. Самые жаркие споры у него разгораются с университетским товарищем, ныне депутатом Московской городской думы, Александром Гучковым. Камень преткновения – польский вопрос. «Европеец» Милюков доказывает необходимость предоставления Польше автономии, Гучков категорически против. Их споры становятся популярным светским аттракционом, симпатии большинства публики на стороне Милюкова.

У заезжей звезды Павла Милюкова появляется покровительница – богатая купеческая вдова Маргарита Морозова. До замужества она была Мамонтовой, Савве Мамонтову приходится племянницей. А ее покойный муж принадлежал к династии Морозовых – был двоюродным племянником Саввы Морозова. Морозова считается одной из первых красавиц Москвы, в нее влюблен популярный поэт Андрей Белый. У 46-летнего историка и 30-летней миллионерши начинается роман. Маргарита Морозова так увлечена гостем из Америки и его политическими взглядами, что даже выделяет ему деньги – она становится одним из первых спонсоров политической партии Милюкова. Так лектор без места, вынужденный кочевать по зарубежным университетам, становится важным политическим лидером.

Тем временем Савва Морозов, еще недавно бывший самым политическим активным московским предпринимателем, подавлен и остается в стороне от всеобщей дискуссии. Два месяца назад он писал свой план реформ – а теперь разработка проекта конституции совершенно его не увлекает.

15 апреля по настоянию матери и жены Саввы собирается врачебный консилиум, который диагностирует у промышленника «тяжёлое общее нервное расстройство, выражавшееся то в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице, то в подавленном состоянии, приступах тоски и прочее».

«Мать и Зинаида Григорьевна объявят его сумасшедшим и запрячут в больницу. Думала поехать к нему, но уверена, что к нему не пустят и это будет для него бесполезно. Вот Вам и крепкий человек, а не выдержал», – пишет за два дня до консилиума Мария Андреева. Однако Савву не запирают в больнице, а, наоборот, отправляют на лечение в Европу. 17 апреля Савва и Зинаида в сопровождении врача уезжают в Берлин.

5 марта в Таврический дворец Петербурга съезжаются император с семьей и весь свет. Через год этот дворец станет местом заседания первой Государственной думы, а сейчас здесь проходит выставка русских портретов, написанных с 1805 по 1905 год. В городе, который еще помнит январскую бойню, всего через 10 дней после Мукденского поражения, высшее общество, будто бы не замечая ужасающих новостей, съезжается на вернисаж.

Чтобы собрать экспонаты, 32-летний организатор выставки Сергей Дягилев целый год ездил по старым усадьбам вокруг Москвы и Петербурга, осмотрел все частные коллекции и отобрал больше четырех тысяч картин. «Всю эту коллекцию следовало бы целиком оставить в Таврическом, и это был величайший музей в Европе портретной живописи, – пишет Валентину Серову художник Виктор Борисов-Мусатов. – За это произведение Дягилев гениален и историческое имя его стало бы бессмертным».

Выставка удается настолько, что даже враги Дягилева скупо хвалят ее. Московские друзья Дягилева – в том числе бунтари, восставшие против его диктаторских замашек, – устраивают 24 марта в его честь ужин в «Метрополе». Собираются все московские звезды: Валентин Серов, Савва Мамонтов (уже банкрот), наследник купеческой династии и коллекционер импрессионистов Сергей Щукин, молодой поэт и издатель Валерий Брюсов, архитектор Федор Шехтель.

Обсуждают и искусство, и политику. Внезапно Дягилев произносит тост, который можно было бы назвать программной политической речью, если бы не полная аполитичность Дягилева. Впрочем, даже разбирая картины XVIII века в старых дворянских усадьбах, Дягилев не может не знать, что происходит в стране, – и не рефлексировать на эту тему. Выставка в Таврическом дворце, по словам ее автора, подводит итог уходящей эпохе, блестящей, но уже абсолютно омертвевшей. Путешествуя по стране и собирая экспонаты по заколоченным имениям и ветхим дворцам, «страшным в своем великолепии», Дягилев убедился в том, что наблюдает великий перелом истории: «Мы осуждены умереть, чтобы дать воскреснуть новой культуре, которая возьмет от нас то, что останется от нашей усталой мудрости».

Речь, ставшую дягилевским «Вишневым садом», спустя несколько дней Брюсов опубликует в своем журнале «Весы». Впрочем, у Дягилева выходит значительно оптимистичнее, чем у Чехова. Для Чехова «Вишневый сад» был последней пьесой в жизни. Для Дягилева выставка в Таврическом дворце окажется последним проектом, сделанным в России, о чем в тот вечер в «Метрополе» он, конечно, не догадывается.

«Мы – свидетели величайшего исторического момента итогов и концов во имя новой неведомой культуры, которая нами возникнет, но и нас же отметет, – говорит Дягилев. – А потому без страха и неверья я подымаю бокал за разрушенные стены прекрасных дворцов, так же как и за новые заветы новой эстетики». Московская интеллигенция аплодирует.

Еще в марте агент Азеф сообщает в департамент полиции, что Георгий Гапон якобы получил 50 тысяч рублей[48] на организацию конференции, которая объединила бы все находящиеся за границей русские революционные партии. Источник этой огромной суммы неясен – однако Гапон очень увлекается своей новой миссией. Он рассылает приглашения участникам: у всех перед глазами успех французских социалистов; в 1905 году все социалистические партии Франции объединяются в одну под лидерством Жана Жореса. Кроме того, еще в 1904 году Социалистический интернационал потребовал от всех соцпартий Европы объединяться; таким образом, главный оппозиционер России Гапон реализует не только свою фантазию, а следует мировому тренду.

Однако российские социалисты не так просты. Среди эсеров идея объединения очень популярна, но лидер партии Михаил Гоц против. Он считает, что все прочие революционеры должны просто присоединиться к его партии, потому что эсеры после убийств Плеве и великого князя Сергея несопоставимо более влиятельны, чем любая другая российская партия.

Георгий Плеханов не хочет объединяться под руководством Гапона: знакомство со священником, начавшего с признания, что он – социал-демократ, а затем убежавшего к эсерам, разочаровало лидера российских марксистов.

Единственный партийный лидер, который с самого начала за, это Владимир Ленин. Накануне объединительной конференции лидер большевиков публично выражает поддержку Гапону и надежду, что в обозримом будущем тот присоединится к его партии.

Съезд начинается 2 апреля. Из восемнадцати приглашенных партий приезжают представители одиннадцати. Главные действующие лица: председательствующий Гапон, Виктор Чернов и Бабушка Екатерина Брешко-Брешковская от эсеров и Ленин от большевиков. Остальные участники – это оппозиционные партии, представляющие нацменьшинства Российской империи: поляков, финнов, евреев, грузин, армян, латышей, белорусов. В первый же день Ленин выступает против неравномерного состава участников – слишком мало социал-демократов, слишком много потенциальных союзников эсеров – и театрально покидает конференцию[49].