Сижу, жду её, утонув в диване, стараясь не терять времени и делать ту работу, какую позволяет выполнять удалённый доступ с ноутбука и планшета, но все это лишь видимость и напрасные усилия — моя голова как в тумане, и причина далеко не выпитое вчера спиртное, хоть это и случилось впервые за многие месяцы. Мозг лихорадочно перебирает произошедшие накануне события, выискивая оправдания моему поведению и неадекватным действиям, ищет пути отступления, сохранившиеся резервы и возможности исправить если не всё, то хотя бы то, что осталось от памяти обо мне умном и вменяемом… Когда-то совсем юная Лера открыто назвала меня слишком идеальным, чтобы быть просто человеком, что ж, теперь, похоже, я предоставил ей возможность лично убедиться во всей глубине своих заблуждений на мой счёт!

Я тот ещё подарочек, сюрприз в золотой упаковке с огромным, блин, кроваво-красным бантом на боку!

И да, кстати, я больше на обижаюсь на Валерию! Все мои обиды до единой сдуло одним мощным порывом ветра с чудесным названием «Алекс проявил себя во всей красе»! Ну а если быть откровенным, то я уже без всяких розовых очков предвкушаю приближение катастрофы. Мне уже совсем не до обид!

Пустая спальня — прямое следствие того, что я, как говорится, конкретно перегнул палку, и вопиющее свидетельство неизбежности грядущего ухудшения нашей ситуации.

Хуже всего то, что я теперь просто боюсь открывать рот на любую тему… Мне…стыдно! Да, чёрт возьми, мне до такой степени стыдно, что я просто не знаю, что и как говорить…

Сказать: «Прости меня, Лерочка, я полный кретин! Клянусь, я больше никогда-никогда, ни трезвый, ни пьяный не прижму тебя к стенке и не буду насильно целовать своим грязным ртом!» — это быть ещё большим придурком, напоминая ей о своём поведении, а главное о том, что я сам его, хорошенько протрезвев, осуждаю… Ну дебил, ей Богу…. Что тут скажешь…

В итоге решаю, что правильнее всего будет просто извиниться за вчерашнее всё вместе взятое, не вдаваясь в подробности.

Когда Лера, в конце концов, в начале десятого утра, когда я уже давно должен быть в офисе и вести занимательную беседу об огромном куске канадского пирога, спускается сонная и помятая, но не менее свирепая, чем вчера, у меня напрочь отшибает всякую способность говорить. К своему стыду, я так сильно боюсь её, что совсем не могу разжать рта даже для того, чтобы просто сказать «Привет».

Она тоже мне ничего не говорит, не произносит ни единого слова, даже не взглянула на меня, но мне и без взглядов совершенно ясно, что моя жена бесконечно расстроена.

Мне хочется рыдать, но я, не сдаваясь, даю сам себе одну и ту же команду: «Ну открой же уже рот и скажи хоть что-нибудь!», но всё безуспешно — мою челюсть свело какой-то странной судорогой, с которой я никогда ещё до этого момента не сталкивался…

Я боюсь этой женщины сильнее, чем рака, чем смерти, чем потери канадского рынка, чем всех своих страхов вместе взятых и помноженных на бесконечность… Меня трясёт от одной только мысли, что она могла разочароваться во мне так сильно, что возможно не захочет и знать вовсе.

Ну, вот сейчас, например, стоит демонстративно спиной, варит свой кофе и не желает даже смотреть в мою сторону, не то, что здороваться…

Я со всем доступным сердцу отчаянием ненавижу своё собственное кретинистическое поведение, начиная с того момента ещё, как, прощаясь навсегда, втирал ей какую-то чушь по поводу квартиры, затем бросил одну и бездарно поехал страдать по ней целых пять лет; за выходку с Ханной, когда не защитил свою женщину, своё сокровище, и гори он, этот дом синим пламенем; за свои тупые ошибки и косяки, которые сыплются на её бедную голову, как из рога изобилия!

Да что ж такое-то!? Что со мной происходит? Какого чёрта я всё рушу, как неуклюжий пёс, на самом деле истошно желая лишь одного только — чтобы всё у нас было хорошо, и моя Лера была рядом со мной! Я с таким остервенением стремлюсь к этому, до трясучки в руках и коленях, не допуская даже мысли, что она может бросить меня и уехать, отмахиваясь от всех страхов по этому поводу, что словно нарочно всё время спотыкаюсь о собственные глупости!

Такое часто случается с теми, кто перенапрягается в своем желании быть безупречным настолько, что только и делает, что ошибается… Это про меня сейчас. Это точно про меня.

Еду в офис, пропущенная встреча вовсе не означает, что всю остальную работу тоже можно послать ко всем чертям! По дороге прихожу к умозаключению, что самым разумным будет оставить Леру в покое на пару дней, дать ей возможность остыть и перегореть, и лишь затем предпринимать конкретные продуманные шаги по сближению наших околосемейных орбит…

Jóhann Jóhannsson — Flight From The City

Спустя два дня я решил, что время для перемирия настало, и немного веселья не то что не повредит, но даже поспособствует моей миссии налаживания мостов. Очевидно, я просто слишком плохо знал свою новую супругу.

Новая вечеринка в более узком кругу друзей и знакомых прошла как обычно весело, вот только жены моей не было — Валерия даже не вышла из детской. Мой план разрядить обстановку с треском провалился, я как слепой котёнок толкался носом от одной безуспешной попытки к другой, не зная заранее, что все они обречены на провал по причине полнейшего отсутствия адекватного понимания, что такое семья и как себя вести, дабы быть лучшим мужем и лучшим отцом… Ну хотя бы хорошим! Что бы я ни делал, что бы ни предпринимал, всё это было не просто мимо цели, но даже хуже — каждый мой шаг только усугублял ситуацию.

Спустя ещё пару дней я, перенапрягая извилины в попытках понять Лерины чувства и желания, предугадать её реакции и эмоции, поручил своему адвокату передать ей мою мужскую заботу о её финансовом благополучии. Иными словами, я, как и любой другой нормальный мужчина не то, что стремился, а буквально рвался выполнять свой прямой мужской долг по добыче мамонта. Буду честным, делал это не без наслаждения — в профессионально-финансовом плане мне удалось значительно преуспеть в последние годы, а потому действительно имелось, что предложить. Не то, чтобы я слишком уж сильно гордился собой, но почти болезненно хотел перенести свои достижения именно на Лерино благополучие. Странная тяга у мужчин облагодетельствовать любимую женщину, вы не находите? Какой-то многовековой инстинкт натаскать в пещеру как можно больше трофеев, дабы дама сердца гордилась, была благодарна и благодарность эту выразила своей любовью…

Короче говоря, я заслал к Валерии своего адвоката с деньгами. Вернее с картами. Перед этим долго ломал голову над тем, сколько же денег дать жене… Любимой женщине… Женщине, однажды убившей меня, женщине, заставившей воскреснуть, женщине, научившей парить на сладких крыльях эйфории, открывшей мир настоящей физической любви, женщине, раскрасившей мой мир самыми яркими красками и обрушившей его в серо-чёрные тона Преисподней… Женщине, спасшей меня, подарившей любовь матери, протянувшей мне свою ладонь, полную тепла и внутренней силы, сострадания и искреннего стремления облегчить мою боль и даже забрать её себе… Женщине, соединившей в себе всё самое плохое и самое лучшее в моей жизни, ставшей моим смыслом, той самой, без которой я оказался безволен и слаб, не в силах самостоятельно жить и дышать…