– Ах да, сир, конечно, стрелы. Я делаю их на заказ, когда выдается свободное время, руководствуясь предпочтениями заказчиков, которые весьма редки. В основном это егери. Но дело в том, сир, что я только что получил особый заказ, очень необычный, о котором я не могу умолчать. Во-первых, древко из ясеня, вытесанное из срубленного зимой ствола…

– Прости, я прерву тебя. Кто сделал этот заказ?

– Какой-то человек с Плоскогорья, сир.

– Он показывал тебе свое разрешение на охоту? Потому что без него он не может покупать стрелы.

– Он сказал, что разрешение застряло где-то в канцелярии местных властей, сир. И еще кое-что прибавил о местных властях, к которым он нежных чувств не питает. Он пообещал показать разрешение, когда стрела будет готова, и что оно будет в полном порядке, а сам он заплатит любую цену.

– Он представился?

– Разумеется, сир, Альфред Дюбюк, но сами знаете, имя можно изменить или просто выдумать… У меня есть причины думать, что заказ предназначен не для него.

– Поясни.

– Что ж, сир, во-первых, ясеневое древко, причем из срубленного зимой ствола… Из ствола точить дольше, чем из ветки, но игра стоит свеч, когда важна прямота, а ясень дает отличную твердость, при этом относительно легок и гибок. Что до зимней древесины, она, само собой, не идет ни в какое сравнение с сырой весенней. Он особенно настаивал на том, чтобы я хорошо распределил вес, сделал заднюю часть тяжелее, в противовес наконечнику, что я и так всегда делаю. Пока что, сир, ничего удивительного. Однако оперение он попросил сделать из четырех длинных перьев хищной птицы. Ни в коем случае не гусиных, и уж тем более не индюшачьих. А перья хищника, сир, стоят немало. И потом, четыре пера – это много, такое делают редко, но зато стрела сразу летит стабильно. Длинные перья используют для стрельбы на близком расстоянии от цели. Уже тут, сир, меня это начало смущать. Но когда он сказал, чтобы наконечник был зазубренный, с длинными и острыми гранями, тут уж я… Зазубренные наконечники, вы, может быть, знаете, расширяются к основанию и у них есть обращенные назад зубцы, поэтому раны от них серьезные, и если такой войдет в жертву, то извлечь его – дело гиблое. Чем больше тянешь, тем хуже ранишь. Это наконечник для очень крупной дичи. От него истекают кровью, это да, но вдобавок изготавливать такой очень дорого, как и все остальные части заказа. Возможно, потому он и хочет купить лишь одну, сир, единственную стрелу. И, честно говоря, это тоже показалось мне странным. Кто станет покупать единственную стрелу, чтобы охотиться на крупную дичь вблизи?

Тибо с Гийомом переглянулись. Нетрудно было догадаться, о какой крупной дичи речь. Сильвен подтвердил их подозрения:

– У меня был лишь один заказчик с настолько детальными требованиями и настолько взыскательным вкусом, сир.

– Я понял.

Тибо какой-то миг разглядывал руки лакея: сильные, ловкие, умелые пальцы, способные создать идеальную стрелу.

– Я думал, сир… – снова заговорил Сильвен, – может быть, внести в стрелу небольшой изъян, побыть разок не таким дотошным. Но этот заказчик – не будем его называть – сразу все заметит, сир. Его не проведешь.

– Знаю.

Тибо побарабанил пальцами по столу, почесал подбородок, снова переглянулся с Гийомом, который усиленно думал, скрестив на груди руки.

– Вот что, Сильвен, – решил король, – сделай эту стрелу, и сделай как следует. По всем законам ремесла. Продай ее по соответствующей цене, даже если он вернется без разрешения. А затем попытайся за ним проследить. Я дам тебе кого-нибудь в помощь. Если мы поймем, куда ушла стрела, это нам очень поможет. Очень.

Сильвен Удача кивнул.

– Потому я и пришел, сир. Полагаю, у вас мало зацепок.

Сильвен промолчал, что это он предупредил Лукаса о Проказе. Лучше не напоминать королю о той зацепке, которую он сам же и растоптал.

– Стрелы ты делаешь в своей комнате… – размышлял Тибо. – Я не могу приставить к ней охрану, это нас выдаст. Хотя бы запирай ее на ключ и смотри в оба.

– Да, сир.

Сильвен понурил голову, вдохнул поглубже и произнес внушительно:

– Ни в коем случае нельзя допустить, ваше величество, чтобы мой заказчик выстрелил этой стрелой.

– Выходит, ты не из тебеистов, – заключил Тибо.

Услышав это слово из монарших уст, Сильвен (будучи тебеистом) не сдержал улыбки. Зубы у него были белые и ровные и прекрасно контрастировали с черными, как гагат, глазами. Но к лицу его быстро вернулась серьезность.

– Сейчас мы живем при монархии, сир, и если выбирать между двумя правителями, я безусловно предпочту вас. И потому всей душой надеюсь, что стрела никогда не будет пущена.

– Ну, это уже моя забота, – сказал Тибо, вставая.

Сильвен Удача вышел из кабинета с чувством выполненного долга, но при этом его не покидало тягостное ощущение, что ему предстоит стать творцом орудия цареубийства.

– Гийом, подыщи ему стражника, чтобы, когда придет время, он смог проследить за Альфредом Дюбюком, – велел Тибо, как только слуга вышел.

– Бесполезно, – возразил капитан. – Раз Сильвен Удача побывал здесь… Твой брат наверняка уже устроил за ним слежку, так что он себя выдал. Поверь, уже поздно. Жакар закажет стрелу у кого-то другого или придумает, как заставить беднягу молчать.

– Гийом! В кои-то веки у нас появилась зацепка… В кои-то веки Удача на нашей стороне… Давай. Найди мне Манфреда, чтобы я поставил его в известность. Вот уж кто умеет приглядеть за крылом прислуги. К тому же мы с ним должны закончить размещение гостей за столом. И побыстрее, Гийом, а не то посажу с тобой рядом Филиппа вместо Элизабет!

Капитан ушел, все так же скрестив руки. Он был прав и знал это.

47

Пациенты Лукаса, у которых был назначен прием, недовольно толпились перед запертой дверью больницы, особенно же досадовала одна барышня, желавшая вновь увидеться с доктором, поскольку накануне он слишком уж деликатно ее спровадил. Сдались они не сразу, но в конце концов все же разошлись по домам. Однако Лукас, вопреки их догадкам, вовсе не навещал больного на дому, а сидел за запертой дверью, обложившись колбами, тигелями и расставив перед собой рядком выпрошенные на кухне шафран, спирт, миндаль, сахар, муку и смородиновую наливку. Все это, а особенно сахар, Марта уступила неохотно. Покинул больницу Лукас лишь к ужину, явившись в столовую вольных ремесел ровно в назначенный час. Пальцы у него были все в пятнах, зато совесть чиста: Эсме может беспрепятственно грабить больницу и забирать то, что ей нужно.

Посыльная как раз воспользовалась