— Ты не думаешь, что…

— Его давно уже и след простыл. Поверь мне, он не станет ошиваться здесь, когда вокруг гудит растревоженный улей правоохранительных органов.

Они попрощались, неловко обнявшись, — двое крепких мужчин, которые не привыкли показывать свои чувства, но тем не менее все равно их испытывают, после чего Ник неуклюже забрался в машину, и водитель тронулся. Боб проводил взглядом своего самого близкого, возможно, единственного друга, повернулся и направился к своей взятой напрокат машине — надоевшему маленькому зеленому «форду», который за последнее время много набегался, доставляя его в самые разные места. Бобу уже приходила мысль купить настоящий хороший «додж чарджер», кроваво-красный, с мощным восьмицилиндровым двигателем, спойлерами и прочими наворотами, чтобы отпраздновать то, что он в очередной раз остался в живых.

Чувствуя всепроникающую боль в бедре, Боб приблизился к своей крошечной машине и с удивлением увидел, что кто-то поставил рядом новенький «додж чарджер», машину его мечты, но только черный и сверкающий. Дверь открылась, и показалось знакомое лицо. Это был молодой Мэтт Макриди, занявший в Бристоле четвертое место на МПСШ-44.

— Добрый день, комендор-сержант. Услышал об этой встрече и предположил, что смогу вас здесь найти.

— Привет, Мэтт, как дела? Прими мои поздравления с успехом в гонке.

— Сэр, по тому, что я слышал, это не идет ни в какие сравнения с той гонкой, которая выпала на вашу долю. Я просто езжу по кругу, и никто в меня не стреляет.

— Ну, в общем-то, я по большей части тоже ползал кругами, надеясь, что меня не подстрелят.

— Сержант Свэггер…

— Сынок, я же говорил тебе: просто Боб.

— Хорошо, Боб, хозяева гонок никогда ничего не скажут, но я все равно пришел, чтобы вас поблагодарить. Если бы эта проделка удалась, это стало бы ужасным пятном. Вы все остановили. Один полицейский признался мне, что вы сделали это в одиночку. Значит, никакого пятна нет. Никакой грязи. Никаких плохих воспоминаний. Больше того, мне почему-то кажется, что все те, кто не был ранен и не лишился своего дела, в каком-то извращенном смысле насладились случившимся. И гонки — по-прежнему главное.

— Спасибо, Мэтт. Кажется, все принимают меня за агента ФБР, и сейчас даже Бюро делает вид, что это так, поэтому, наверное, мне пора возвращаться на крыльцо своего дома.

— Сомневаюсь, что вы надолго там задержитесь. Но есть еще одно.

— Что?

— Тот человек, водитель.

— Да?

— Кажется, я знаю, кто он.

Этими словами молодой гонщик полностью завладел вниманием Боба.

— Отлично. Ты выдвигаешься на первую позицию в этой игре.

— Это человек, убивший моего отца. Во время гонок, одиннадцать лет назад. Он толкнул его прямо на ограждение, убил его на глазах у всех. Все знали, что это умышленное убийство, но расследования не было, потому что хозяева гонок не хотели расследования и скандала. Его просто вывели из игры, позаботившись о том, чтобы он больше никогда не выходил на старт.

— Значит, он — бывший гонщик?

— Лучший из лучших. Он мог бы стать богом. Воспитанный самым упорным учителем, закаленный самым твердым и жестким наставником, обученный не знать пощады, устрашать, побеждать или погибать в стремлении победить. Чудовище, а может быть, гений, вероятно, самый лучший ум и рефлексы гонщика в одном теле. Кто знает, кем он мог стать? Я вырос, слушая рассказы о нем. Каждый раз, когда какой-нибудь неизвестный одерживал победу в несанкционированных состязаниях вроде гонок от одного побережья к другому или к вершине горы либо когда кто-то демонстрировал высший класс вождения, скрываясь с добычей после ограбления банка, я всегда думал, что это Джонни.

— Похоже, ты его хорошо знаешь.

— Да. Когда-то я его любил. Наверное, я по-прежнему люблю его, несмотря ни на что. Это мой родной брат.

— Так, папа, давай-ка все выясним, — сказала Ники. — В моей собственной газете написано, что «подразделение ФБР преследовало грабителей до вершины горы, застрелило двоих преступников и сбило улетающий вертолет».

— Ну, раз так написано в газете, наверное, это правда, — ответил Боб. — Насколько я понимаю, неправду в газетах не пишут.

Он катил дочь в кресле-каталке по коридору клиники Ноксвилла. Ники была в голубых джинсах, тенниске, шлепанцах и бейсболке с надписью «ФБР», подаренной Ником.

— Но ведь это подразделение ФБР состояло всего из одного человека, который даже не был сотрудником Бюро. Это был ты, правда?

— У меня нет никаких комментариев для прессы.

— И вот еще, — добавила Ники, снова читая из газеты: — «Другие федеральные подразделения окружили баптистский молельный лагерь Пайни-Ридж, где нашли следователя управления шерифа округа Джонсон Тельму Филдинг и предъявили ей обвинение в подготовке ограбления, самого громкого преступления в штате Теннесси начиная с тридцатых годов. Филдинг оказала сопротивление при задержании и была убита на месте». Это ведь тоже ты.

— Честно, я не помню.

— Тебе не кажется, что ты уже слишком стар для подобных ковбойских подвигов?

Боб рассмеялся. Ники снова была с ними, и у него распирало грудь от радости. Кто сказал, что у снайперов нет сердца, что те, кому приходится убивать, люди одинокие, окоченевшие? Через свою дочь Боб был связан со всем окружающим миром. Она была для него всем: цивилизацией, демократией, честью, вежливостью, преданностью, лучезарным сиянием самой жизни. Ему было невероятно хорошо!

Ники выглядела замечательно, ее глаза горели тем неистовым умом, который всегда будет отмечать ее присутствие на земле. На лице появилась здоровая краска, светлые волосы были забраны в хвостик, к ней вернулась та резкая прямота, которой всегда восторгался Боб. И в то же время Ники оставалась ребенком, и Боб в который раз подумал, как же ему повезло, что в конце концов он оказался богат в первую очередь дочерьми.

— Наверное, ковбой всегда остается ковбоем. Я сам не предполагал, что все еще могу двигаться так быстро, что мне по-прежнему будет так везти. Наверное, в свете современных веяний мне должно быть плохо от сознания того, что я завалил этих ребят, но потом я вспоминаю, что они подняли руку на мою дочь, и уже не могу выдавить никакой слезинки.

— Ни одной слезинки.

— Ну хорошо, ни одной слезинки.

— Разве сможет сравниться с тобой тот парень, который полюбит меня?

— Да ладно тебе. Ты встретишь его и начисто позабудешь старого козла. Вот как должно быть, и мне достаточно уже одного того, что я вернул тебя в этот мир, чтобы ты смогла встретить своего парня и жить полной жизнью. А теперь пошли, мама заждалась в микроавтобусе. Мы отвезем тебя обратно в Бристоль.

Боб спустил дочь на лифте вниз, провез через вестибюль. Встречные приветливо махали Ники, и она махала в ответ, а затем Боб вывез ее на улицу, на солнечный свет, в южную жару. Тучи разошлись, ярко светило солнце, зеленели деревья, а легкий ветерок играл листвой.