Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этим словом он жестоко оскорбил прохожих, уподобив их сверчкам и муравьям, назвав ничтожествами.
Повсюду виднелись рабочие, выкапывавшие из дороги камни и бросавшие их в тачки. Мы обогнали один за другим несколько армейских грузовиков, таких же, как наш. Вэнь Фу взмахами приветствовал людей в каждом из них, показывая на себя и гордо объявляя:
— Военно-воздушные силы, Ханчжоу, второй выпуск!
И вот мы въехали в город, который оказался очень большим, гораздо больше, чем я представляла, с улицами, забитыми повозками и огромным количеством людей. Мы проехали мимо железнодорожной станции, по широкой улице с серыми зданиями, не старыми, но и не современными. Улицы становились все уже, все извилистее, и на них появлялось все больше народу, повозок и велосипедов. Водитель гудел каждые несколько секунд. В воздухе повис неприятный запах. У меня разболелась голова. Я обратила внимание на прижавшиеся друг к другу дома из саманного кирпича. Некоторые были чистыми и свежевыбеленны-ми, а другие так обветшали, что удивляло, как они вообще еще не рухнули. Многие из встречавшихся нам на улицах были явно не китайцами, а представителями разных племен, спустившихся с гор. Они не носили широких блуз и штанов бедных юньнанцев, или длинных кафтанов торговцев, или западных рубашек с брюками, как образованные люди. Нет, они были одеты в разноцветные юбки, кофты с яркими лентами на рукавах, шарфы, тюрбанами намотанные на головы, или шляпы, походившие на туго надетые на головы соломенные миски.
И все эти люди, независимо от народности, смотрели на нас с мрачными лицами. Они безмолвно и внимательно вглядывались в нас и в знаки войны, которые мы принесли на плечах. Она была уже рядом, у их порога, и город, проживший века в полной тишине, понемногу наполнялся шумом.
Нам пришлось заселиться в отель, пока вооруженные силы подыскивали нам жилье. Через несколько дней мы и Хулань с мужем наконец въехали в двухэтажный дом между Северными и Восточными воротами. Вместе с нами там жила еще одна пара, с которой мы познакомились уже на месте.
Женщина была старше нас с Хулань и ужасно любила покомандовать. Ее муж служил в военно-воздушных силах, только не пилотом. Он был кем-то вроде инспектора, который занимался не только самолетами, но и всеми видами транспорта — автомобильного, железнодорожного, и даже мостами.
Когда мы впервые увидели наш дом, Хулань сказала:
— Ты только посмотри на его недовольное деревянное лицо. Эти два больших окна — как два глаза.
На нашей улице все дома выглядели одинаково: двух- или трехэтажные деревянные здания, которые мы называли янфан, тр есть «на иностранный манер».
Перед входом не было садика, да и вообще никакого пространства, чтобы отделить дом от улицы. Ты просто спускаешься по трем ступеням, и — раз! — оказываешься в толпе на тротуаре. Но с обратной стороны возле дома располагался небольшой участок. Его нельзя было назвать приятным местом, куда можно пригласить друзей. Так, бетон и земля, да несколько кустов, раскиданных без какого-либо порядка. С краю, возле забора, находились колонка с водой и длинная ванна для стирки, да было натянуто несколько веревок для сушки. Рядом стоял большой каменный жернов для перемалывания риса и кунжута. В задней части забора была калитка, ведущая в аллею, достаточно широкую, чтобы сборщики нечистот могли прокатить свою тележку. Если пойти по этой аллее, а потом свернуть налево, выйдешь на небольшое городское озеро. Мне говорили, что озеро красиво. Может, раньше так и было, но когда я его увидела, городские нищие в нем мылись, стирали одежду и делали кое-что еще, о чем даже говорить не хочется.
Как я сказала, снаружи наш дом выглядел непривычно, но внутри был полностью китайским, по устройству и по ощущению. На первом этаже у нас имелось две большие общие комнаты. В одной — большая кухня с двумя топившимися углем глиняными печами, оборудованными множеством конфорок для готовки, и раковиной со сливом, но водопроводной воды не было. Воду нам носили слуги. Так было принято в Китае. Кухарка и ее помощница шли во двор, качали воду в большие тяжелые ведра и таскали их на кухню. Кажется, эти ведра приходилось носить и на второй этаж, я уже не помню. Знаешь, когда тебе не приходится заниматься какими-то вещами, то даже не задумываешься, как с ними справляется кто-то другой. Каждое утро у меня было достаточно чистой горячей воды для умывания и омовения верхней части тела, а каждый вечер — для омовения снизу. С таким большим животом я не могла мыться сразу целиком. И каждый день слуга должен был опустошать тазы и ванны, так же как и ночные вазы, так что их выносили прямо в переулок и там же мыли.
Вторая просторная комната на первом этаже служила столовой и гостиной. Там стояли большой стол, множество стульев, два дешевых дивана и старый граммофон, который Вэнь Фу раздобыл вскоре после того, как мы приехали сюда, — заводной, но это не значило, что в городе нет электричества. Просто шла война, и нам было негде взять модель поновее. Многие люди действительно жили в старых домах без электричества, но у нас, как и везде на нашей улице, электричество было на обоих этажах. Когда город погружался во тьму и наступала тишина, мы включали радио, лампы, вентилятор и играли в маджонг.
Мы всегда стремились добавить в свою жизнь хоть капельку радости. Нам нравилось представлять себя жителями Берлина. Мы слышали, что это очень странное место, где люди не думают о войне. Они лишь развлекаются и ищут удовольствий, играют в азартные игры, ходят по ресторанам и ночным клубам. Вот и нам хотелось вести такую жизнь. Ну да, конечно, это было в Берлине. А мы жили в Куньмине. Поэтому, когда мы уставали слушать шипящую музыку с граммофона, по радио заканчивались передачи, темы для сплетен исчерпывались, а пальцы уставали от костей маджонга, что нам оставалось делать? В ночной клуб мы пойти не могли, поэтому просто отправлялись спать.
Поскольку Цзяго был капитаном, им с Хулань досталась лучшая часть дома — где большие комнаты на первом этаже. Всем остальным выделили спальни на втором, что доставляло мне серьезные неудобства. У меня был такой большой живот, что я не видела ног. Когда я поднималась по лестнице, то спуститься могла, только очень аккуратно переставляя ноги.
Поначалу мы с Вэнь Фу получили самые худшие комнаты, выходящие окнами на несчастливую