Несколько месяцев Эллен добиралась до Марис-Хауса, но все же добралась. Это уже не была кроткая прелестная девушка, какой сэр Эдмунд ее помнил. Он пытался вразумить ее, но она плакала, оскорбляла, стенала и угрожала. Денег его она не видела: их потратили брат со своей женой. Она намеревалась вернуть свое дитя – ведь его отняли у нее силой. Сэр Эдмунд отказал ей, пригрозив, что сдаст ее полиции и поместит в сумасшедший дом, если она будет настаивать на своих притязаниях. Он предупредил, что ей никто не поверит: слово простолюдинки не будет иметь веса против слова баронета. Эллен ушла ни с чем.

После время от времени она незаметно проскальзывала на территорию Марис-Хауса, но крика уже не поднимала. Сэр Эдмунд позаботился о том, чтобы о существовании девочки никто не знал, и она находилась под постоянным присмотром, ибо он не сомневался, что мать выкрадет дочь при первом удобном случае. Иногда он месяцами не видел Эллен Келли, а потом вдруг она появлялась без предупреждения: тень на газоне, сплющенное лицо в окне. Пять лет она преследовала его: до того дня, когда ее нашли мертвой на кладбище у часовни.

В стылой тишине, заполнившей кухню, сэр Эдмунд, в своем нелепом облачении, со всем достоинством обреченного подбирает вокруг себя широченные складки цветастого платья из хлопка.

Первой подает голос Кора:

– Вы плохо поступили с Эллен Келли, сэр. Плохо поступили с матерью и ребенком.

Баронет оцепенело кивает.

Отправляясь спать, Брайди оставляет в замке ключ. Это все, чем она может ему помочь.

* * *

В предрассветный час на улице можно видеть фигуру человека, идущего на восток, к останкам моста Блэкфрайерс. Его снесли некоторое время назад, и перехода на другой берег теперь здесь нет. В том месте река Флит выносит в Темзу свою долю дохлых собак. Человек, в облачении из истертого цветастого шелка, спускается по ступенькам к реке. Карманы его платья набиты камнями, оставшимися от разрушенного моста. Высокий и худой, он похож на страдающего мученика библейских времен. А ликом – на божество Темзы, которому известны все ее подводные течения, вся ее пагубная грязь. Цапля смотрит на него с надменным презрением. Человек останавливается и замирает. Цапля и человек долго стоят не шелохнувшись. Первым подает признаки жизни человек. Когда ночная тьма начинает рассеиваться и город окрашивает мутная серость раннего утра, он поднимает глаза к светлеющему небу и заходит в воду.

Дряхлый моряк глаз не спускает с жены. Перед тем как куда-то уйти, она непременно проверяет, надежно ли заперта мастерская, и ключ вешает себе на шею. Затем кричит через дверь:

– Кристабель, делай, что хочешь. У Билла Таккетта голова – пустой пруд, из которого все рыбки давно уплыли.

Затем хитро прищуривается и ковыляет прочь, волоча за собой свою гнилую ногу, и целый день бродит где-то, ища покупателя для похищенного ребенка.

Билл убеждает жену, что нельзя держать малышку в мастерской.

Там сыро и темно, а крысы, что живут в старой лавке судовых товаров, огромные, три фута длиной, и жирные, как пышные булки. Это умные и злобные твари с желтыми зубами и толстыми длинными хвостами – из тех, что утаскивают младенцев. Они – сущее наказание. Уж Билл-то знает. Налетают на тебя, стоит только закрыть глаза. Воришки проклятые. Обязательно вырвут то клок волос, то ноготь, то зуб. А потом дерутся из-за своей наживы.

* * *

Дряхлый моряк стоит перед запертой дверью мастерской, и сердце его рвется на части. Если бы у него хватило смелости, говорит он девочке через дверь, он убил бы свою жену. Он освободил бы маленькую пленницу, будь он ловок и хитер. В голове Билла зреют планы, поражая его своей замысловатостью, своим коварством. Но, поскольку он забывчив и неповоротлив, пока он возится, собирая необходимые инструменты, жена его возвращается.

Билл Таккетт пытается – безуспешно – спорить с женой. Умоляет ее вернуть ребенка в родной дом. Объясняет, что из ее затеи ничего хорошего не выйдет.

– Муж, – ответствует ему жена, – вот скажи, что у тебя в твоей коробке для денег?

Билл в отчаянии качает головой.

– А я скажу вам, сэр: голыши да птичьи перья.

– Не дело это, жена. Нельзя продавать за деньги невинное дитя.

– Невинное, говоришь? А как же те дети, которых она утопила? Три несчастные маленькие девочки-илокопательницы, что померли у нашего порога?!

Билл прищуривается.

– Да как бы она смогла утопить тех бедняжек, если сама она постоянно сидит под запором?

– По-твоему, те малышки умерли естественной смертью? – спрашивает его жена со злорадным блеском в глазах.

Билл молчит. Он не может отрицать, что с появлением похищенной девочки вокруг его лавки происходит что-то необъяснимое. Морские птицы стаями кружат, все стены в улитках, тритоны везде юркают, хоть ведрами их отгребай.

– Те илокопательницы, когда их нашли, были абсолютно сухими, а в легких у них было полно воды. И ты еще спрашиваешь: «Жена, что за гнусная смерть постигла тех крошек? А я тебе отвечу: «Смерть по имени Кристабель».

* * *

Очень скоро жена Билла возвращается в лавку довольная донельзя.

– Ребенок продан, и завтра ее заберут.

– Значит, тебе конец, жена.

Она пристально смотрит на него.

– Не хочешь познакомиться с ней, пока она не уехала?

– Чтобы она меня покалечила? – рычит он.

– Глупости, – улыбается жена. – Ты же ее друг и заступник, всегда печешься о ее интересах!

Билл снимает зюйдвестку и туже затягивает веревку на штанах. Потом (что бы ни говорила его жена, он вовсе не старый дурак) прячет в карман кривой нож и следует за женой в мастерскую.

* * *

Миссис Бибби отдыхает, положив ногу на угол открытого сундука, в котором лежит Кристабель. Пусть девочка гроша ломаного не стоит – вид у нее сейчас неважнецкий, – продала она ее за несколько сотен фунтов.

– Бывало, ты выглядела и краше, – говорит ей миссис Бибби, – но ты не умираешь. Ты линяешь.

Кристабель непонимающе смотрит на нее.

– Если верить почившему доктору Харбину, – добавляет миссис Бибби, – и еще раньше усопшему доктору Уинтеру. Тот написал целый ученый трактат о таких, как ты.

Кристабель закрывает глаза.

– А в остальном ну разве ты не цветочек в своем красивом новом платье? – весело говорит миссис Бибби.

Кристабель словно застыла.

Их окутывает тишина, пока Кристабель, снова открыв глаза, не стучит по стенке сундука шелушащимся пальцем. Она искоса смотрит на миссис Бибби. Ее глаза светлеют, из чернильно-черных превращаясь в бледно-бледно-серые с матовым оттенком, – не исключено, что это просто игра света, излучаемого пламенем свечи.