было так удобно! Каждое утро являлась она к своей госпоже с любовным посланием от изгнанного воздыхателя, в котором княжна черпала приятные впечатления, помогавшие ей выносить дневную скуку, а вечером, запершись в своей спальне, писала ответ своему пламенному поклоннику, увещевая его верить в неизменность её к нему чувств и доказывая ему необходимость покориться судьбе и разлуке с нею до тех пор, пока невозможного для неё существовать не будет...

Само собою разумеется, что, доверяя эти письма своей наперснице, княжна знала, что последняя не затруднится выяснить смысл этих таинственных намёков в желательном для обеих сторон смысле.

Однако наступила минута, когда и переписке этой мог придти конец. Графу становилось с каждым днём всё труднее и труднее скрываться в окрестностях Горенок; покровитель его — венский посланник князь Вратислав, всё чаще и настоятельнее предупреждался, что дольше противиться желанию царя графу Мелиссино будет небезопасно, что ему грозит заточение в каком-нибудь из кремлёвских подземелий, если присутствие его близ города обнаружится, а случиться это может каждую минуту: многие уже знают, что он каждую ночь выходит к парку, в котором ждёт его наперсница княжны с письмом, и что если, Боже сохрани, слух этот дойдёт до ушей князя Алексея Григорьевича или его сына, они ни перед чем не остановятся, чтоб доказать своё усердие и преданность царственному своему гостю. Несчастному влюблённому ничего больше не оставалось, как убраться, подобру-поздорову, подальше от Москвы.

— Да, граф, то же самое и я вам уж давно говорю, — сказала пани Стишинская, когда он сообщил ей о приказании своего начальника не подвергать его дольше опасности заслужить гнев всесильных правителей России. — Вы представить себе не можете, как царь сделался подозрителен и ревнив! Он явно показывает княжне, что не верит ей, и настаивает на её переезде в новый дворец, чтоб окружить её преданными ему людьми, которые о каждом её шаге ему будут доносить. Мы даже боимся, что и меня вышлют в какую-нибудь отдалённую деревню, чтоб лишить её моей помощи и советов. Ведь и у меня много врагов при дворе, и я немало выношу неприятностей из-за моей беспредельной любви к нашей милой княжне, — прибавила она со вздохом.

Он молча её слушал, опустив глаза в землю и с мрачным выражением на красивом, побледневшем от душевного волнения лице.

— А не согласится она со мной бежать в Испанию? — спросил он наконец, вскидывая на свою собеседницу полный отваги, загоревшийся взгляд.

— Что! Что вы! Да разве это возможно? Ведь вы только вспомните, чья она невеста и какое положение её ждёт! — чуть не вскрикнула от испуга пани Стишинская. — Как могла вам прийти такая нелепая мысль?

— Она меня любит.

— Так что ж из этого? Дайте ей сделаться императрицей, усыпить ревность супруга, завоевать его полное доверие, и тогда мы вам дадим знать, чтоб вы приехали. Мы выхлопочем вам какую-нибудь миссию в Россию, мы даже можем потребовать, чтоб вас назначили посланником от Испании... ведь уж тогда нам ни в чём и ни от кого отказа не будет...

Но он её не слушал.

— Пусть она бежит со мною. Я привезу её на мою родину, в замок моего отца. Наша фамилия древняя и славная, Мелиссино участвовали во всех крестовых походах, и страна наша цивилизованнее Франции. Она не раскается, что предпочла графскую корону Мелиссино царской короне московитской. Там она не будет дрожать за свою свободу и за свою жизнь, как здесь, там никто не сошлёт её в Сибирь, как сослали первую царскую невесту... Вот что, — продолжал он с возрастающим одушевлением, хватая её руку и до боли сжимая её в своих длинных, тонких и сильных пальцах, — уговорите её повидаться со мною сегодня ночью, и я заставлю её понять, что она во всех отношениях поступает глупо, рассчитывая на любовь и на верность глупого мальчика, который не будет даже в силах защитить её от врагов. Устройте нам свидание, и вы получите за это... вы получите за это тысячу червонцев! — объявил он торжественно после маленького размышления.

Тысячу червонцев! У пани Стишинской сладко забилось сердце. Ведь это — целое состояние: на эти деньги можно купить дом в городе и сделаться домовладелицей! И за то лишь, чтоб убедить княжну сделать то, о чём и сама она страстно мечтает...

— Хорошо, я постараюсь исполнить ваше желание...

— Вы должны мне обещать непременно его исполнить, — прервал её запальчиво граф. — Я знаю, вы можете это сделать. Она смела и любит меня! Передайте ей это письмо, — продолжал он, расстёгивая свой камзол и вынимая запечатанную записку из кожаного мешочка, висевшего на его груди. — Когда она прочтёт его, то сама захочет со мною видеться, вам останется только устроить это свидание, где хотите и как хотите... Ну, куда же мне завтра явиться, чтоб встретиться с княжной? — прибавил он после небольшого молчания.

— Дайте подумать, — взмолилась смущённая такою поспешностью пани.

— Думайте скорее... Впрочем, скорого решения от вас не дождёшься, а я имею причины подозревать, что за нами следят и что мы попадём в западню, если сейчас же не разойдёмся, — продолжал он, оглянувшись по сторонам на высокие густые деревья, чёрными массами окружавшие их со всех сторон. — Ведь у вас отдельная комната в доме князя? — спросил он отрывисто.

— Разумеется, отдельная, я же при княжне резиденткой на респекте...

— Прекрасно. Куда выходят окна вашей комнаты?

— На двор...

— На который? Где конюшни?

— Да, но вы должны знать...

— Я одно только желаю знать: чтоб одно из окон вашей комнаты оставалось завтра весь день отпёртым, поняли? Я не могу вам сказать, в какое именно время удастся в него пролезть: это будет зависеть от обстоятельств. Не беспокойтесь, дело будет сделано чисто — нам не в первый раз являться на любовные свидания через окно. У нас в Испании сплошь да рядом так делается...

С этими словами он удалился, и так быстро, что не успела наперсница княжны опомниться и проговорить возражение, вертевшееся на её языке, как он уже скрылся у неё из виду.

Да, бесстрашный народ эти испанцы, нельзя в этом не сознаться! В любовной отваге, пожалуй, и полякам не уступят.

Всю остальную ночь провела она с княжной в разговорах о смелой затее влюблённого графа и о его взбалмошном предложении.

Впрочем, предложение это одна Стишинская находила взбалмошным,