Появляется Перси, мы заявляем ему решительный протест и требуем убрать «почетный караул». Офицер связи исчезает и через минуту приводит с собой незнакомого длинного рыжего верзилу в форме старшего лейтенанта (Просвирнин сразу узнал в нем офицера из разведотдела штаба обороны Леннарта Борга). Не представляясь, подполковник начинает нам объяснять, что «поскольку мы находимся в запретном районе, выходить из каюты господам дипломатам запрещается». Тогда мы требуем либо вернуть нас на берег, либо предоставить связь с посольством. Шведы предпочитают второе. Нас проводят в рубку к капитану, и оттуда мы быстро дозваниваемся до столицы и связываемся с Рымко. Советник-посланник обещает обжаловать действия военных в МИДе Швеции. Когда мы вернулись обратно, часового у каюты уже не было.

Минут через двадцать катер стал на якорь, спрятавшись за остров, но качка продолжалась довольно приличная. Опять потянулись тягостные минуты ожидания. Вдруг включили радио, и мы услышали, как диктор, захлебываясь, точно вел репортаж с хоккейного матча, на котором «Тре крунур» с разгромным счетом выигрывали у сборной СССР, вещал о том, что вертолет с Гущиным уже поднялся в воздух и находится в пути. Мы посмотрели на часы — было начало второго. Потом стали передавать, что на море поднялся невероятно сильный шторм и что подводную лодку начинает сильно бить о грунт. Стоявшие кольцом вокруг лодки катера и суденышки шведов разбросало по всему Гусиному проливу. С борта У-137 полетели ракеты с сигналом «SOS». Создавалась драматическая ситуация: лодку без промедления нужно было снимать с мели, а ее капитан отсутствует.

Напряжение достигло наивысшей точки. Стиснув зубы, осознавая свою беспомощность, мы сидели в четырехметровой каюте и смотрели в пол. Примерно через три часа, когда мы присутствовали на процедуре опроса капитана подлодки, шведы нас оповестили о том, что лодку успешно сняли с мели и под конвоем отвели в затишье. От сердца немного отлегло, мы понимали, что в такую нелегкую погоду могло произойти что угодно, однако шведские спасатели оказались на высоте.

В это время нам сообщили, что Гущин уже на борту «Вэстервика>». Через несколько минут в каюту шагнул моложавый, светловолосый, крепко сбитый, среднего роста капитан 3-го ранга. Лицо чисто выбрито, а белое кашне, отглаженная форма и рыжеватые усы только подчеркивали его задорный нрав и боевитость. Мы вскочили на ноги, и Гущин звонким голосом начал было по всей форме рапортовать, приставив руку к фуражке:

— Товарищ капитан первого ранга, докла…

Мы прервали его на полуслове и бросились к нему, чтобы крепко обнять. Он смущенно заморгал своими белесоватыми ресницами, ошеломленный такой неуставной встречей. Дверь каюты открылась, Перси просунул свою голову внутрь и сказал, что в нашем распоряжении всего несколько минут, потому что комиссия уже собралась и ждет нас в кают-компании. Нам удается обменяться несколькими словами. Узнаем, что на лодке все в норме. Сообщаем Анатолию, что лодку уже сняли с мели, подбадриваем его перед лицом предстоящей дуэли со шведскими навигационными экспертами. Он уверяет нас, что все будет хорошо. Вместе с ним прибыл замполит Беседин, который стоял на вахте в ту злосчастную ночь 27 октября. Юра передает Гущину пару бутылок водки и несколько блоков сигарет. Вот что, оказывается, привез с собой в командировку из Стокгольма военный атташе! Молодец!

Бъерлинг проводит нас в кают-компанию — помещение, посреди которого стоит овальный стол, а по его краям — мягкие сиденья. За стол можно только протиснуться, и то поочередно. Занимаем с Просвирниным и Бъерлингом места «согласно купленным билетам». Во главе стола восседает Карл Андерссон, ему ассистирует эксперт по вопросам навигации и специалист-подводник капитан 2-го ранга Эмиль Свенссон из военно-морского штаба, помогают сотрудники разведотдела штаба обороны Рольф Мальм, Эрланд Сеннештед и упомянутый выше Л. Борг, переводит переводчик из Стокгольма Пэр Янссон. Мы с Юрой сидим напротив Андерссона, а Гущин с Бесединым — по правую руку от нас через Бъерлинга.

Местное время 14.10.

Начальник штаба базы делает вступительное слово, говорит о цели комиссии и призывает советских офицеров к сотрудничеству со шведскими экспертами «в деле выяснения истины о причинах аварии подлодки У-137». Переводчик переводит сказанное на русский язык, двойной повтор позволяет нам с Юрой почти дословно протоколировать ход опроса. Слова звучат обыденные, но на душе тревожно. Карл Андерссон с хитрой улыбкой на губах предупреждает присутствующих, что на процедуру опроса допущены двое советских дипломатов, однако они лишены даже совещательного голоса и не имеют права вмешиваться в прения. А нам во что бы то ни стало нужно предотвратить «избиение» наших подводников.

Первым задает вопросы Эмиль Свенссон. Начинает он осторожно, издалека, на его губах играет хитрая улыбка человека, имеющего в колоде только одни козыри. Но столкнувшись с ровными, спокойными ответами гущина, он горячится, не сдерживает эмоций и с позиций своего превосходства пытается поиздеваться н^ц «неудачными советскими мореходами», которые, пусть даже потеряв все навигационные приборы на борту, не могут сориентироваться в такой луже, каковой является Балтийское море.

Юра не выдерживает и просит Карлссона «приструнить» Свенссона, чтобы тот придерживался сути дела и не допускал унизительных для чести советского офицера насмешек.

Дуэль она и есть дуэль.

Свенссон обиженно поджимает губы и садится на место. Вопросы сыплются на Гущина со всех сторон, но он спокойно и уверенно, словно на оперативном разборе результатов учений, отвечает на все и не дает сбить себя с толку. В его объяснениях присутствует логика, и это не может не злить членов комиссии. Их задача — уличить его в том, что лодка сознательно пробралась в шведские шхеры с разведывательными целями, имея на борту ядерное оружие. Выход из строя навигационных приборов — это, по их мнению, явная симуляция, рассчитанная на простачков. А о наличии на борту ядерного оружия и говорить нечего — замеры шведских экспертов из ФАО[64] однозначно доказывают это.

Устав допрашивать Гущина, эксперты переключились на капитан-лейтенанта Василия Беседина, замполита Гущина. Хотя он тоже имел военно-морскую подготовку, но уклон в ней был сделан все-таки несколько другой. Он, естественно, слабо разбирался в навигационных проблемах и при первых же каверзных вопросах стал «плавать». Со стороны шведов немедленно посыпались едкие замечания, на лицах появились откровенные усмешки. Беседин покраснел, запнулся и обернулся в нашу сторону, ища поддержки. Возникла небольшая пауза, и тогда раздался голос Просвирнина:

— Не смотрите в нашу сторону. Отвечайте, как умеете.

Беседин почувствовал себя уверенней и стал рассказывать о том, как протекала его вахта и как получилось, что лодка села на мель. В его рассказе шведы уловили некоторое расхождение (как мне показалось, несущественное) с показаниями командира лодки и попытались воспользоваться им для получения доказательств в пользу своей версии событий. Однако и с замполитом у них ничего не вышло. Провалились и хитроумные пассы шведов добыть под видом интереса к вопросам навигации тактико-тех-нические подробности оснащения лодки.