компетентные люди, пользующиеся уважением всей страны, он, привыкший работать и действовать среди временщиков партийной пирамиды, не смог понять качественного изменения в своем ближайшем окружении, не смог опереться на опыт и мудрость своих соратников и советников.

Яковлев, Шеварднадзе, Бакатин, Шаталин, Петраков… Именно они первыми увидели отступление Президента, если не сказать прямо — его откат от им же начатого дела. И они — один за другим — оставили Президента, ибо понимали, что любой компромисс возможен лишь до определенного предела. Но все они — настоящие граждане своего Отечества, а не просто лично преданные Президенту, ничего не значащие чиновники.

Преданность этих людей принципам и идеям, которые до некоего исторического момента были сутью демократических реформ, да и сутью самого Михаила Горбачева, реформатор, вышедший из недр партаппарата, не смог по достоинству оценить. Увы, он допустил, он позволил реакционерам организовать безнаказанную травлю своих ближайших товарищей. Было шельмование Александра Яковлева на III Съезде народных депутатов СССР, была разнузданная кампания против Эдуарда Шеварднадзе в преддверии IV Съезда… Когда армейский генерал в присутствии Президента в командирском тоне и в самых крепких выражениях изъясняется с министром иностранных дел (и, кстати, членом Политбюро), а глава государства и партии делает вид, что все так и должно быть, он сам рискует. И не думаю, чтобы Президент этого не понимал.

Все это, как мне теперь представляется, и было поворотным пунктом в политической биографии Михаила Горбачева.

И наконец, трагической ошибкой стала попытка сохранить единство Союза с помощью военной силы в Прибалтике История давно уже вынесла приговор такой политической практике. Помнится, когда события в Литве только начинались, где-то с год назад в перерыве партийного пленума Егор Лигачев дал интервью корреспонденту Всесоюзного радио, сказав, что со времен Чехословакии и Афганистана руководство страны поумнело и теперь понимает: политические вопросы танками не решаются…

Но самым тягостным был отказ Президента — уже в который раз! — признать свою причастность к таким методам „политического диалога“. После кровавой ночи в Вильнюсе, после штурма десантниками и сотрудниками КГБ литовского телевидения Президент заявил, что он лично ничего не знал, ни о чем не ведал.

Это его заявление вкупе с аналогичными заявлениями министра обороны и министра внутренних дел — добавим сюда и телевыступления председателя КГБ, тоже оправдывавшего расстрел мирных граждан, — произвело на весь мир самое тяжелое впечатление. Президент, который спешно перекладывает на рядовых исполнителей ответственность за действия, приведшие к столь трагическим последствиям, действия, о коих он сам не имел права не знать, нарушает президентскую присягу.

Это оттолкнуло от него не только демократов, но и военных, брошенных на усмирение независимых республик Прибалтики, а наутро узнавших, что они-де совершили это по собственной инициативе.

Для политического деятеля утрата доверия к нему равносильна смерти. Но утрата может быть разной: диктатор может потерять его в народе, но сохранить власть, если ему верит его окружение, верит стальной строй штыков, поддерживающих его трон или президентское кресло. Но никаких шансов на продолжение политической деятельности нет у того, кому перестали верить и структуры власти, и генералы.

А именно это сегодня и происходит.

Президент так и не сумел стать настоящим Президентом своего народа, а остался Генеральным секретарем ЦК КПСС, партии, которая утратила доверие и поддержку народа, так как не смогла предложить стране реалистический выход из экономического и политического тупика, созданного ее же собственной политикой и деятельностью. Что бы ни произошло с нами дальше, народам нашей страны уже не забыть Тбилиси (апрель 1989-го), Баку (январь 1990-го), Вильнюс (январь 1991-го)…

Как установила комиссия Съезда народных депутатов СССР, Горбачев не был причастен к бойне перед Домом правительства в Тбилиси. Но он ничего не сделал, чтобы виновные в событиях той страшной ночи были наказаны. До сих пор не показан по телевидению фильм, снятый операторами КГБ, хотя решение о таком показе принято Съездом народных депутатов СССР — высшим законодательным органом страны. Но если тогда, в апреле 1989-го, Генеральный секретарь был объектом заговора реакции, то в дальнейшем ситуация стала меняться. В Баку войска бездействовали, когда шли погромы армян, и лишь после прекращения погромов, когда бежал из города первый секретарь ЦК компартии Азербайджана и фактически власть перешла к Народному фронту, танки — тоже ночью — штурмовали столицу республики. Акция проводилась по указу Председателя Верховного Совета СССР, ну а те, кто ее исполнял, сделали все, чтобы крови было больше. Еще через год Президент оказался еще ближе к силам прошлой эпохи, силам, которые сумели перетянуть его на свою сторону.

Став заложником реакции, он перестал быть прежним демократом и реформатором. Так, генсек победил Президента.

Тбилиси, Баку и Прибалтика. Эти три вехи определили и личную драму Михаила Горбачева, и судьбу перестройки, столь блистательно им начатой в середине 80-х.

25 января 1991 года

ВЫНУЖДЕННОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Провал августовского путча

Эта книга уже была завершена. Я не собирался ничего дописывать. Все, что можно было сказать о событиях последних двух лет, все свои размышления описал и поставил с облегчением последнюю точку. Так бывает, когда кончаешь большую и трудную работу. Но сама жизнь заставила снова вернуться к рукописи книги и написать ее продолжение. Это произошло после попытки государственного переворота, путча, 19–21 августа 1991 года.

В последний год в советской и зарубежной печати много писалось об угрозе военного переворота. Много говорилось о возможности установления диктатуры, обсуждался вопрос о том, насколько необратима перестройка и процесс демократизации в стране. Когда я сейчас вспоминаю об этом, мне кажется, что вызывалось это, с одной стороны, пониманием хрупкости произошедших перемен и неуверенности в будущем, а с другой стороны, тревожным ожиданием самого будущего.

Все мы прекрасно понимали, что ни политические, ни военные структуры, созданные в стране, не уйдут с политической и государственной арены без попытки дать последний и решительный бой. И они его дали.

В отличие от многих, кто пишет о странном характере этого путча, о том, что в общем не столько демократия его победила и преодолела, сколько он сам по себе был обречен, я хочу сказать следующее: это был настоящий путч с далеко идущими планами,