дешевое чтиво – развлекательная и мелодраматическая литература, детективы, песенники). Иными словами, сюда входит все то, что требуется в сравнительно большом объеме, в том числе литература, о которой мы говорили выше, – о доме, любви, воспитании, садоводстве и т. п. Важно, что здесь нет спроса на новое, сложное, оригинальное.

Таким образом, важнейшей характеристикой журнала в ряду других изданий этого типа являются его социально-временные и социально-пространственные параметры – способность сохранять свои функции воспроизводства социальных отношений (институциональных, групповых, ролевых и т. п.) на длительных фазах общественного репродуктивного цикла. Если все виды СМК, включая тонкие журналы, практически не образуют средних глубин социальной памяти, ее носителей или устройств группового или личностного уровня, т. е. либо функционируют в оперативно-потребительском режиме, либо консервируются в качестве документов официального архива (это относится даже к ТВ, не говоря уже о газетах или журналах), документальных свидетельств эпохи, как история государства, то уже научно-популярные издания сравнительно часто, особенно в провинции (прежде всего на социальной периферии, которая включает категории и группы, не связанные с ретрансляцией смысловых структур, с инновациями, чья деятельность носит чисто исполнительский, репродуктивный характер – преподавание в средних школах и техникумах, конструкторская работа, служба в армии и т. п.) образуют подобие книжной культуры, давая кристаллизацию материалов, имеющих больший цикл воспроизводства, чем собственно оперативно-журнальные публикации. Как правило, это либо публикации беллетристики с продолжением, либо документальные вещи, растянутые на несколько номеров, либо практические советы и рецепты, энциклопедические сведения, кроссворды и развлекательные тесты, т. е. все то, что оседает для досугового или домашнего пользования (задавая и структурируя ожидания читателя и тем самым формируя коммуникативный канал и его аудиторию). Сюда в некоторых случаях могут входить элементы учебных программ и курсов (так называемые «трудные задачи» из циклов «Занимательная наука»). Такого рода публикации поневоле компенсируют отсутствие переходных устройств от журнальных к книжным формам, ригидность и неповоротливость нашей издательской системы. В принципе, эти материалы должны были бы ежегодно издаваться в качестве бесплатных или льготных приложений к журналу, но уже в форме конволютов или дайджестов. Но именно эти формы указывают на специфическую оруэлловскую «беспамятность» управляющей системы. Характерно, что журнальный дайджест «Спутник», выходящий на зарубежную аудиторию уже много лет, по-русски издается лишь с 1987 г.

Разумеется, эти книжные «осадочные» формы гораздо более значимы для толстых и академических журналов. И там, и здесь временные параметры циклов очень значительны и особенно (по идее) – у академических журналов. Так, по крайней мере, поставлено дело за рубежом, где можно приобрести и годовой комплект журнала (причем с существенной скидкой) или же том статей и материалов дайджестного типа.

3.1. Функциональные фазы существования

Можно выделить три фазы существования толстого журнала. Первая – длящаяся для основной части аудитории толстого журнала не более 4–6 месяцев (а обычно и короче) – это фаза актуального прочтения журнала читательским ядром его аудитории. Поскольку постоянную аудиторию программных толстых журналов, особенно сегодня, привлекает не столько беллетристика, сколько публицистика и дискуссионные разделы журнала (мемуары, полемика, критика, документалистика, письма – т. е. те моменты программы журнала, которые работают на создание динамического образа современности, связаны с идеологическими вопросами, столкновением разных партий и позиций, с участием в борьбе за влияние), то временная размерность публикаций, и так, конечно, чрезвычайно затянутая в сравнении с западными порядками[188], не может быть слишком большой – она определяется размерностью «актуального времени», т. е. возможностями участия в настоящем. Бессмысленно во времена интенсивной социальной жизни говорить о настоящей полемике или дискуссии, если ответ на опубликованную ранее статью, возражение или мнение приходит почти через полгода или даже год. Поэтому первая фаза цикла «работы» журнала, реально и постоянно присутствующего в сфере интересов читателей, таких как «Огонек», «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Дружба народов», не может быть больше 3–4 месяцев. Эта фаза – представление читателю инновационных материалов, идей, результатов научной работы, новых произведений, материалов исторического исследования. На этой фазе осуществляется селекция из всего представленного на суд общественности. Отбор осуществляется не одной инстанцией, а рядом их. В принципе, чем более развита система селекторов, тем более динамична и богата социальная и культурная жизнь обществ. Напротив, когда значимы лишь одна-две инстанции признания (ситуация, характерная для тоталитарных режимов не только периода 1930–1950‐х гг., но и нашего общества эпохи застоя, а отчасти и сегодняшнего периода), тогда речь идет о безоговорочном контроле над интеллектуальной, нравственной и культурной жизнью общества, о «паразитарной кастрации» или стерилизации общественной жизни бюрократией (принимающей вид хранительницы всеобщих интересов «партии—государства»), т. е. о стагнации или репрессивном идеологическом подавлении и как результате – параличе, апатии общества. Объем того, что отбирается сегодня из журнального потока «на будущее», не так уж велик. Если взять только «толстые» центральные журналы двух столиц, Москвы и Ленинграда (и «Огонек», поскольку публикационная страничка стала частью новой политики его обновленной редакции), в которых главным образом и осуществляется селекция новаций, разметка литературного и интеллектуального процесса, действуют внутренние механизмы организации литературной и иной культуры, то на страницах этих 15 изданий за полтора года (с января 1986 г. по июль 1987 г., т. е. с момента фактического начала перестройки) появилось всего 2025 новых литературно-художественных текстов и публикаций. Примерно таковы параметры «нового», «нормальный» объем для самых разных периодов общественной печати; колебания здесь крайне невелики и зависят от глубинных течений социокультурных процессов, от динамики ядра общества, структуры его авторитетов. Это та доля всего публикуемого в журналах, которая вводится примерно за такой временной промежуток (фактически это чуть больше, из‐за публикационной тактики в «Огоньке»).

За такой отрезок литературного процесса (предел того, что можно считать «современностью», даже для эпохи медленного времени, какой был период застоя) из всего литературного потока значимым фактом стали лишь 178 публикаций, т. е. 8,8%. Это те произведения, которые отмечены читателями и обсуждаются критикой. Преимущественно они принадлежат авторам, уже получившим ранее известность, тем, за чьей работой следят и каждую вещь прочитывают, будь то новый роман, маленький рассказ или даже отдельное стихотворение. Но есть и несколько новых, принципиально новых имен (таких, как Т. Толстая, С. Каледин, В. Пьецух и др.). Вот ради этих 8–12% (величина год от года колеблется, отражая частоту дыхания литературной культуры), собственно, и существует литература. Через еще один период, т. е. через 5–7 лет, список имен такого рода сократится на 2–3 десятка, а еще через 20 лет – фазу литературного поколения – от него останется лишь несколько имен и произведений, которым предстоит войти уже в историю этого периода или историю отечественной литературы в целом.

Отдельный разговор в связи с «публикационным бумом» нужен о том, что, кем и с каким успехом вводилось в качестве «публикации», как и кем создавалась ее дальнейшая судьба. Для такого рода «оперативной истории» небезынтересно, что уже сейчас можно говорить о времени публикаций В. Ходасевича и Н. Гумилева, В. Набокова и М. Булгакова, А. Платонова и В. Гроссмана; это время отмечено, и довольно широкий круг в несколько миллионов современников именно так его оценит и оценку такую разделит и поймет. Вместе с тем для этой же аудитории едва ли столь же наполнено прозвучит, например, сообщение о публикации М. Пруста или Р. Музиля, Х. Л. Борхеса или Г. Броха, томов поэзии или эстетики немецких романтиков, двухтомника Ф. Г. Лорки и еще многих трудов, отмеченных несомненной удачей замысла и выполнения и составляющих открытие, новую страницу для отечественной культуры, ее литературных традиций и самого языка.

Стало быть, в этих случаях речь должна идти об иной группе инициаторов литературных новинок, о другом масштабе их значимости, об иной аудитории (а это, в свою очередь, возвращает к вопросу об инициаторах «пробойных» журнальных публикаций). Взаимоотношения между этими группами, подвижки в этих взаимоотношениях вполне могут быть показаны на материале печатных