61

Наутро мы с Николь тихонько выскользнули из квартиры «В». Облака на востоке были розово-золотые, чирикали птицы, утренний воздух был еще свеж. Вокруг – ни души. Мы быстро и беззвучно шагали по тропинке вдоль фасада Ардуа-холла, к статуе Тетки Лидии. И едва мы приблизились, из-за угла соседнего корпуса решительно вывернула Тетка Видала.

– Тетка Виктория! – сказала она. – Вы почему в этом платье? Следующее Блага Дарение только в воскресенье! – Она вгляделась в Николь. – А с вами кто? Это же новенькая! Агата! Ей не положено…

Она протянула руку и цапнула Николь за жемчужное ожерелье, которое тут же порвалось.

Николь что-то сделала кулаком. Стремительно – я толком и не заметила – ударила Тетку Видалу в грудь. Тетка Видала рухнула. Лицо белое, глаза закрыты.

– Ой нет… – начала я.

– Помоги, – сказала Николь. Она взяла Тетку Видалу за ноги и заволокла за постамент статуи. – Может, обойдется, – сказала она. – Пошли. – И взяла меня под локоть.

На земле лежал апельсин. Николь его подобрала и сунула в карман серебристого платья.

– Она умерла? – прошептала я.

– Не знаю, – ответила Николь. – Давай, ноги в руки.

Мы дошли до ворот, показали бумаги, Ангелы нас выпустили. Николь придерживала накидку на груди, чтоб никто не заметил, что у нее нет ожерелья. Как и обещала Тетка Лидия, справа дальше по улице стояла черная машина. Мы забрались внутрь; шофер и головы не повернул.

– Порядок, дамочки? – спросил он.

Я сказала:

– Да, спасибо, – но Николь сказала:

– Мы не дамочки.

Я пихнула ее локтем.

– Не надо с ним так разговаривать, – прошептала я.

– Он же не настоящий Хранитель, – ответила она. – Тетка Лидия не дура.

Она достала из кармана апельсин и принялась чистить. Резкий апельсиновый запах затопил машину.

– Хочешь половинку? – спросила она у меня. – Могу поделиться.

– Нет, спасибо, – сказала я. – Нехорошо его есть.

Это же все-таки было как бы священное подношение. Николь съела апельсин целиком.

«Она оступится, – думала я. – Кто-нибудь заметит. Нас из-за нее арестуют».

Протокол свидетельских показаний 369Б

62

Я жалела, что ударила Тетку Видалу, но не очень сильно жалела: если б не ударила, она бы заорала и нас бы задержали. Но все равно сердце колотилось. А вдруг я ее по-честному убила? Как только ее найдут, живой или мертвой, нас будут искать. Как сказала бы Ада, вляпались мы по самые уши.

Между тем Агнес была в претензии – молча поджимала губы, Тетки всегда так делают, если хотят внушить, что ты в очередной раз переступила какую-нибудь черту. Из-за апельсина, скорее всего. Может, зря я его взяла. Тут меня посетила плохая мысль: собаки. Апельсины – они же сильно пахнут. Я запереживала, куда девать кожуру.

Левая рука опять зачесалась там, где «О». Чего она не заживает-то?

Когда Тетка Лидия совала мне в руку микроточку, я считала, что это гениальный план, но теперь уже сомневалась, что это была прямо потрясающе удачная идея. Если мое тело и послание – одно, что будет, если мое тело не доберется до Канады? Я же не смогу отрезать руку и по почте послать.

Машина проехала пару КПП – паспорта, Ангелы заглядывали в окна, проверяли, что мы – это мы, – но Агнес сказала, что пускай с ними разговаривает шофер, и он разговаривал: Жемчужные Девы, то и се, да какие мы благородные, да какие жертвы приносим. На одном КПП Ангел сказал:

– Удачи вам с вашей миссией.

На другом КПП – дальше от города – они шутили между собой:

– Хоть бы не уродин и не шлюх с собой притащили.

– Либо то, либо это.

И оба Ангела заржали.

Агнес положила руку мне на локоть.

– Не огрызайся, – сказала она.

Когда мы выехали на шоссе меж полей, шофер выдал нам пару сэндвичей – оба с галаадским липовым сыром.

– Это, видимо, завтрак, – сказала я Агнес. – Грязь ногтевая на белом хлебе.

– Мы должны возблагодарить Господа, – сказала Агнес этим набожным теточным тоном – видимо, еще дулась.

Странно было, что она моя сестра: мы друг на друга совсем не походили. Но поразмыслить и разобраться мне пока что было некогда.

– Я рада, что у меня есть сестра, – сказала я, чтобы помириться.

– Я тоже рада, – ответила Агнес. – И я благодарна Господу.

Судя по голосу, она как-то не очень его благодарила.

– Я тоже благодарна, – сказала я.

На этом разговор завершился. Я подумывала спросить, сколько еще нам прикидываться и говорить вот так по-галаадски, нельзя ли перестать и вести себя по-нормальному, раз уж мы бежим? Но, может, для нее это и было по-нормальному. Может, она больше никак не умела.

В Портсмуте шофер высадил нас на автовокзале.

– Удачи вам, девчонки, – сказал он. – Задайте им жару адского.

– Видишь? Он ненастоящий Хранитель, – сказала я, надеясь снова разговорить Агнес.

– Конечно, ненастоящий, – ответила она. – Настоящий никогда бы не сказал «адского».

Автовокзал был старый и ветхий, женская уборная – инкубатор микробов, и негде было обменять наши галаадские талоны на пищу, которую захотелось бы взять в рот. Я порадовалась, что съела апельсин. Агнес, однако, была не брезглива – привыкла же к этой бурде, которую в Ардуа-холле выдавали за еду, – и на два талона купила какой-то левый пончик.

Минуты тикали; меня уже потряхивало. Мы все ждали, ждали, и в конце концов автобус все-таки пришел. Когда мы туда взобрались, кое-кто нам кивнул, как военным: отсалютовал головой. Одна пожилая Эконожена сказала даже:

– Да благословит вас Господь.

Спустя миль десять прибыли на очередной КПП, но Ангелы были с нами жуть какие вежливые. Один сказал:

– Вы очень храбрые, что едете в Содом.

Если б не было так страшно, я бы заржала – истерически смешно представить Канаду Содомом, там же в основном все обыкновенное и скука смертная. Не то чтобы оргия на всю страну с утра до ночи.

Агнес сжала мне руку – мол, разговаривать будет она. В Ардуа-холле она классно научилась делать пустое и спокойное лицо.

– Мы просто служим Галааду, – сказала она этим своим теточным голосом, как робот, и Ангел ответил:

– Хвала.

Дорога стала ухабистее. Деньги на ремонт, наверное, перебрасывают на те дороги, которыми люди будут хотя бы пользоваться: торговлю с Канадой почти свернули, и кому охота в Северный Галаад, кроме тех, кто там живет?

Народу в автобусе было не битком; все из Эконокласса. Ехали мы живописным маршрутом, петлявшим вдоль побережья, только он был не очень-то живописный. Сплошь закрытые мотели, придорожные рестораны, то и дело – ветхие вывески с большими и красными улыбчивыми омарами.