одном из своих первых фильмов Kiss, – использование начальных ракордов каждой бобины с трехминутной кинопленкой, на чем был снят весь фильм.

Уорхол встретился с Джеком Смитом в Олд-Лайм, в Коннектикуте, где летом 1963 года режиссер снимал фильм «Нормальная любовь». Художник Уинн Чемберлен[448] снял у владелицы художественной галереи Элеоноры Уорд гостевой дом, расположенный неподалеку от ее собственного жилья, в обширном частном поместье. В этом доме Чемберлен в атмосфере, далеко выходящей за рамки «богемной» и абсолютно разнузданной, принимал огромное количество народа. Об одном эпизоде рассказал сам Уорхол. Однажды Элеонора Уорд, «дошедшая до предела» от выходок своих постояльцев, решившая хоть немного их утихомирить, столкнулась нос к носу с Тейлором Мидом, поэтом и бродягой, а если подвернется случай, то и актером. Он выглядел всегда эксцентрично, а в тот раз предстал в облике трансвестита, который небрежно-свысока ей сообщил: «Я – Элеонора Уорд. А вы кто такая?».

В 1964 году Джек Смит сыграл главную роль в фильме Уорхола «Дракула», где, по общему мнению, явственно ощущалось его влияние. Свою картину «Нормальная любовь» он снимал в атмосфере непрекращавшегося праздника, а такое настроение по духу очень близко Уорхолу. Энди настолько был захвачен этим весельем, что сам купил камеру Bolex и принялся снимать Джека Смита, который работал над фильмом. Получившийся трехминутный цветной фильм в одну бобину он назвал «документальным». В марте 1964 года полиция изъяла у владельца оригинал пленки, равно как и единственный экземпляр фильма Жана Жене[449] «Песнь любви» за порнографическое содержание.

Общеизвестно, что Уорхол всегда восхищался Голливудом и вопреки очевидным фактам никогда не оставлял надежды там поработать. С другой стороны, он понимал, что в гуще жизни, в происходящем «прямо здесь и сейчас» можно обнаружить гораздо больше новизны, чем во всем том арсенале, который предлагает «фабрика грез».

К Джеку Смиту Уорхол приходил часто. Там была фантасмагорическая обстановка, где смешивались рабочие будни и праздник, где никто никогда (или почти никогда) не спал из-за употребления амфетаминов, съемки фильмов продолжались пусть медленно, зато в атмосфере постоянного творческого накала. Джек Смит был перфекционистом.

Уорхол также спал очень мало, и это благодаря «обер-толу». Но он утверждал, что этот препарат ему необходим только затем, чтобы подавлять чувство голода (якобы он однажды увидел в каком-то журнале свою фотографию, на которой показался себе слишком толстым) и держать свой вес в пределах, рекомендованных врачом. До конца жизни Уорхол очень сдержанно и осторожно говорил о любых наркотиках, как тяжелых, так и легких, причисляя себя в своем «Дневнике» к «поклонникам» валиума… Амфетамин вовсе не безобиден. Этот препарат, запрещенный во Франции, вслед за эйфорией вызывает депрессию и бессонницу в тяжелых формах. Уорхол признавался: «С 1964 по 1967 год я спал по ночам не боле двух или трех часов». И добавил, что в те годы он видел много людей, которые вообще не спали, а далее следовала такая реплика: «Я уже перешел в девятую ночь (без сна), гениально! Сон не только не в моде, он перешел в разряд “пережитков”»…

«Это лето, – пишет Уорхол, – прелюдия всем безумствам, которым суждено скоро появиться». В то лето произошло другое событие. Солидный Джон Джорно, с выразительными чертами смуглого лица, сыграл роль спускового крючка. Джон Джорно вопреки всему окружению обожал поспать, он засыпал легко и на чудовищно большой (по тем меркам) срок. По его словам, он запросто мог проспать двенадцать часов. Он – биржевой маклер с Уолл-стрит, в среде авангардистов стал известен в конце 1960-х годов как поэт, читавший свои произведения любому позвонившему на заранее оговоренный телефонный номер.

Сами протагонисты, как обычно, жили в другом измерении. Джон Джорно утверждал, что он вместе с Уорхолом просмотрел много андеграундных фильмов, вместе дважды в неделю ходили в кино на Бликер-стрит, в Gramercy Arts Theater, и в последнюю неделю перед отъездом в Олд-Лайм (а вовсе не под впечатлением от процесса съемки фильма Джеком Смитом) Уорхол купил свою первую 16-миллиметровую камеру Bolex. «Так как он не умел ею пользоваться, – рассказывал Джорно, – он задавал наивные вопросы: “А как отрегулировать объектив?” – всем знакомым-киношникам или вообще первому попавшемуся на пути». Уорхол обожал прикидываться наивным простачком, но когда он действительно чего-то не знал или не умел, то игра «в неумеху» увлекала его настолько, что он забывал обо всех разумных пределах.

То лето в Коннектикуте выдалось очень жарким, по крайней мере, с этим согласились оба, а Уорхол еще и добавил: «С полчищами комаров повсюду». «Как-то раз я отчаянно напился, – продолжил свой рассказ Джон Джорно. – Едва моя голова коснулась подушки, как я заснул буквально мертвым сном. Еще не взошло солнце, когда я проснулся, потому что захотел в туалет. В утренних сумерках я увидел Энди, который лежал на кровати рядом со мной, подперев одной рукой голову, и внимательно смотрел на меня, спящего. “Энди, ты что делаешь?” – хрипло спросил я его. “Джи, ты так здорово спишь, я всю ночь смотрел, как ты спишь”. Через какое-то время я снова заснул, и каждый раз, приоткрывая один глаз, я убеждался, что он, по-прежнему неподвижный, в абсолютной тишине, продолжает смотреть на меня. Когда я, наконец, поднялся с кровати, Энди пересел в кресло к окну, за которым уже окончательно рассвело. “Я наблюдал за тобой”, – сказал он. Я сходил в туалет, снова лег и снова уснул. Через мгновение Энди в очередной раз улегся рядом и, положив голову на подушку, потому что его самого стало клонить ко сну, опять принялся смотреть на меня. Так время докатилось до половины двенадцатого дня. Стало очень жарко. Я страшно хотел пить. “Зачем ты меня разглядываешь?” – спросил я его. “Не твое дело”, – усмехнулся он. Когда я проснулся, было уже далеко за полдень. Энди в комнате не было. Целых восемь часов подряд он смотрел, как я сплю».

В поезде, возвращаясь с Марисоль в Нью-Йорк, Уор-хол поинтересовался у Джона Джорно:

– Я хочу снять фильм, не хотел бы ты сыграть в нем главную роль?

– Разумеется, хочу, – ответил Джон Джорно. – Что мне надо будет делать?

– Спать, – ответил Уорхол.

– Хорошо, согласен. Я буду сниматься, я хочу стать звездой. Как Мэрилин Монро! – воскликнул немного обескураженный Джорно.

– О, Джон! – засмеялся Уорхол.

Съемка началась в июле, и скорее всего именно с этого момента, а не тогда, как первоначально утверждал Джорно. Они вместе приступили к съемкам фильмов, чтобы завоевывать признание в среде кинематографистов. В тот день, где-то около одного или двух часов ночи, они зашли в