Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звук этих слов, слетевших с его губ, оглушил меня, словно взорвавшаяся за спиной бомба. Я вздрогнула, по телу пробежали мурашки ужаса и удивления.
Услышав, как затихают в недрах длинного коридора его тяжелые шаги, я решила, что худшее уже позади. Он пришел – и ушел. И… ничто уже не сможет причинить мне большую боль.
Я прошла через это. Не погибла. А дома меня ждал сын, который заслуживал жить в свободном мире.
Людвиг ошибался.
Они меня не сломают.
Ни сегодня – ни когда-либо.
Глава 29
Равенсбрюк был женским концлагерем примерно в часе езды от Берлина. Сюда привозили неугодных женщин со всей оккупированной Европы, обрекая их на каторжный труд в гротескно бесчеловечных условиях. Концлагерь уже стал последним прибежищем тысяч людей, павших жертвами голода, болезней и жестоких расправ.
Туда-то меня и собирались отправить – по приказу Людвига. Меня – его бывшую возлюбленную и мать его ребенка. Не прошло и часа, как меня в наручниках вывели на улицу и запихнули в кузов тюремного автофургона, где уже томились шесть других страдалиц. Как и я, они были сильно избиты. Женщины сидели на деревянных скамьях по обе стороны кузова и смиренно, молча наблюдали, как меня усаживают рядом. Их взгляды были совершенно пусты.
Меня захлестнула безнадежность. Я не ощущала ничего, кроме всепоглощающего отчаяния. Мне хотелось лишь одного – лечь и умереть. Если бы дома, в Англии, меня не ждал Эдвард, возможно, я сочла бы за благо уйти из жизни в этом самом кузове – перестать бороться, убежать от будущего, полного еще более страшного физического и психологического насилия. Но я выдержала. Не раскрыла врагу ни одной тайны. Что ж, мне было чем гордиться. Теперь я вверила свою судьбу Господу. И молилась о его милосердии.
Перед самым отъездом задняя дверь автофургона распахнулась, и к нам в кузов втолкнули еще одну женщину. Она обессиленно упала на четвереньки, ударившись о металлический пол. Увидев ее, я едва не вскрикнула от радости.
Дождавшись, пока дверь закроется, я опустилась рядом с ней на колени.
– Дейдра! Это я, Симона. Как же я рада тебя видеть.
Она подняла голову. Один ее глаз заплыл так сильно, что не открывался. Кончики ее пальцев на обеих руках были в крови и синяках – изверги вырвали ей ногти. Одному Богу известно, что еще они с ней делали, но при звуке моего голоса ее губы тронула улыбка.
Она поднялась на колени и обняла меня, перекинув скованные наручниками запястья мне за голову. Мы тихо заплакали от облегчения. Двигатель грузовика зарокотал, и мы тронулись.
– Я не представляла, что с тобой сталось после того, как нас повязали в Фей-о-Лож, – прохлюпала Дейдра, пока мы вместе ползли к скамье, чтобы сесть. – Мне ни слова о тебе не сказали.
– И мне о тебе. – Я осмотрела ее подбитый глаз, осторожно коснулась его подушечкой большого пальца и покачала головой. – Вот негодяи.
– Да ты и сама неважно выглядишь, – ответила она с напускной бравадой. – По крайней мере, мы живы. Я не сломалась. А ты?
– Нет, выдержала. Даже когда они пытали меня раскаленной кочергой. Надеюсь, кроме нас, никого не взяли. Тогда все остальные в безопасности.
Фургон грохотал, прокладывая себе путь по оживленным ухабистым парижским дорогам. В кузове бронированной военной машины стояла изнуряющая духота.
– Интересно, куда они нас везут, – протянула Дейдра.
– Подозреваю, что в Равенсбрюк.
– Равенсбрюк? Да поможет нам Бог. Ты уверена?
– Почти. Офицер вермахта, который присутствовал на моем допросе, предложил отправить меня туда. И через час я оказалась в этом фургоне.
Повисла долгая, неловкая пауза. Дейдра буравила меня взглядом:
– Ты знала его, Симона?
Я внезапно почувствовала себя разоблаченной. И не только как шпионка, но и как Эйприл – женщина, которая украла личность собственной сестры и жила во лжи со времен Лондонского блица. Я посмотрела Дейдре в глаза и нахмурилась. У меня было дурное предчувствие.
– Почему ты спрашиваешь? Это он тебе сказал?
– Да. Сказал, что знал тебя еще до войны. Что ты встречалась с ним в Берлине – была его любовницей.
Все эти годы я так мастерски скрывала правду – даже в Гранчестер-холле в Англии – и вот оступилась. Я не могла подобрать слов.
– Он сказал, что ты выдала ему всех, – продолжила Дейдра. – И за это он отпустил тебя, поэтому теперь ты в безопасности в каком-то парижском отеле. Еще ты якобы умоляла его помочь и мне тоже, потому что считаешь меня подругой. Обещал отправить меня к тебе, на свободу, если я заговорю.
Я потянулась к ее руке:
– Надеюсь, ты ему не поверила.
– Конечно нет. Иначе меня бы здесь не было. Я знала, что ты не заговоришь. Но даже если бы я в этом сомневалась, под их дудку бы плясать не стала.
– Рада это слышать. – Я запрокинула голову. – Если ты заметила, я не в отеле. Как бы мне этого ни хотелось.
Она продолжала настороженно вглядываться в меня:
– Ты правда любила его, Симона? Когда-то?
По моей щеке скатилась одинокая предательская слезинка, которую я тут же яростно смахнула:
– Да. Но это было до войны. Раньше он был хорошим человеком. Клянусь. По крайней мере, мне так казалось. Возможно, я ошибалась на его счет.
Фургон неожиданно вошел в резкий поворот, и Дейдра покачнулась.
– Может, и не ошибалась. Война меняет людей.
Я вспомнила слова, которые он сказал мне накануне расставания. Все это будет тяжелым грузом лежать на моей совести.
Возможно, он все-таки не выдержал ужасов, которые его заставляли творить, и задушил в себе все то доброе, что не давало ему спать по ночам. Возможно, он навсегда похоронил в душе эти чувства.
Дейдра не сводила с меня глаз. Интересно, понимала ли она, видела ли, как сильно я была опустошена, окончательно его потеряв.
– Никудышная из меня вышла шпионка, – наконец сказала я.
– Нет. Ты не сломалась. Это главное.
Весь следующий час мы делились друг с другом ужасами, которые нам довелось пережить на допросах. Остальные женщины тоже включились в разговор и рассказали, через что им пришлось пройти.
Наконец Дейдра, закрыв глаза, положила голову мне на плечо.
– Я рада, что выбралась оттуда, – промолвила она тихо, обращаясь только ко мне. – Но это еще не все. Ты представляешь, что делают в концлагерях со шпионами? Я вот об этом наслышана.
Я с трудом сглотнула:
– Я