получилось, что мы сталкиваемся с теми же проблемами, которые мучили нас тысячи лет назад? Мой отец и другие Боги злоупотребляют своей властью. Фурии — последняя надежда на наше будущее. За исключением того, что нет всего вида, который мог бы нам помочь. Это только Рен и, возможно, Никс. Я верю, что Кэт и «Подполье» в принципе поступают правильно. Я понимаю, почему она недавно привела все в движение. Они работают над тем, чтобы вернуть себе власть, освободить народ этой территории от прихотей Богов и жрецов. Я знаю, что это необходимо, но меня действительно начинает возмущать необходимость втягивать Рен в эту неразбериху.

Мы втянули Рену в эту борьбу, не спросив, хочет ли она быть участницей. Я виноват больше всех. Я взял то небольшое доверие, которое Рен питала ко мне, и разбил его. Моя единственная надежда в том, что, в конце концов, это стоит всего, через что я заставил ее пройти. Если мы не усыпим Богов, то потеряем все.

ГЛАВА 40

РЕН

Я поворачиваюсь к окну, прижимаюсь лбом к прохладному стеклу и смотрю, как появляется мой город. Встает солнце, окрашивая небо в сумрачно — серый цвет. Этим утром нас не ждет яркий оранжевый восход. Похоже, что дождь возобновится.

Чем дальше мы въезжаем в город, тем больше я запутываюсь. Не знаю, куда я ожидала, что мы попадем, но когда мы проезжаем «Дыру», захудалый бар, где я работала последние шесть лет, я поворачиваюсь к Аиду с вопросительным взглядом.

— Что мы делаем в Старом городе? — Это район, в котором я выросла. Мы никогда не давали нового названия Чикаго или каким — либо частям нашего города. Зевс и Гера пытались внедрить систему именования, ориентированную на Богов, на своей территории. Некоторые города сменили свои названия, например, Вашингтон, округ Колумбия, который теперь называется Гератон. Но большинство людей отказываются использовать названия, данные Богами. В какой — то момент жрецы даже пытались изменить названия улиц, но чаще всего вывески закрашивали из баллончика, сбивали или крали.

— Дело не только в твоем районе. — Аид хитро улыбается мне.

Другие вопросы вертятся у меня на кончике языка. У меня нет времени задать их, потому что лимузин останавливается перед четырехэтажным жилым домом. Раствор на кирпичах испещрен дырками и местами крошится. Желоба забиты мусором, а на цементных ступеньках, ведущих ко входной двери, с левой стороны не хватает куска. Ржавые перила полностью отвалились от ступенек и прислонены к стене здания.

Я проходила мимо этих квартир сотни раз в своей жизни. Я не понимаю, почему мы здесь сейчас.

— Нам, вероятно, следует поторопиться внутрь. Мы не хотели бы привлекать ненужное внимание, — говорит Аид, стуча в окно перегородки. Это должно быть каким — то сигналом для водителя. Аид указывает на дверь, и Атлас открывает ее без комментариев. Зная, что Аид прав, я выскакиваю из машины и поднимаюсь по осыпающимся ступенькам многоквартирного дома.

Это не то место, где нужно, чтобы тебя впускали внутрь. На самом деле, в большинстве многоквартирных домов здесь нет никакой системы безопасности, кроме засова. Входная дверь покосилась от непогоды, и я упираюсь бедром в старое дерево, чтобы распахнуть ее.

Атлас и Аид идут прямо за мной. Атлас закрывает дверь, и мы втроем оказываемся в узком коридоре. Пол покрыт серым ковровым покрытием, которому как минимум сорок лет. В некоторых местах оно порвано и потерто. В других местах оно темнее, там, где что — то было пролито и никогда должным образом не убиралось. Сразу справа от нас есть лестница, ведущая на другие этажи.

— Куда? — Я обращаю свой вопрос к Аиду, поскольку он единственный, кто знает, куда мы направляемся.

— На самый верх.

В здании есть лифт, но желтый оттенок вывески «Не работает» говорит о том, что он давно не работал. Мы поднимаемся по лестнице этаж за этажом, пока не достигаем верха. На четвертом этаже воздух застоявшийся и горячий. Я отступаю в сторону, как только мы достигаем площадки, пропуская Аида вперед. Он проходит почти до конца коридора к квартире 4D и стучит костяшками пальцев в дверь.

Мое сердце замирает. О боги, только сейчас до меня доходит, что я впервые за много лет увижу свою бабушку. Она — моя единственная живая семья. Я нервничаю, взволнован и начинаю потеть от предвкушения.

Кто — то бормочет за дверью, и мне кажется, я слышу: «придержи коней». Звон цепей и сдвигаемых замков заставляет меня расправить плечи и вытереть вспотевшие ладони о штаны. Я провожу рукой по волосам. Они все еще заплетены, но в беспорядке. Прямо сейчас их не поправить.

Дверь приоткрывается, и половина лица миссис Шнельман смотрит на нас через приоткрытую дверь. Я в замешательстве поворачиваюсь к Аиду. Почему мы здесь? Миссис Шнельман — местная сумасшедшая. Она регулярно бросает куски хлеба в людей, которые проходят мимо ее дома, и я не раз слышала, как она кричала об Элвисе. — Я думаю, мы пришли не по адресу.

— Не мямли. Это невежливо, — говорит миссис Шнельман из — за двери, затем захлопывает ее. Я официально вспотела. Жара от пребывания на четвертом этаже, где нет окон, чтобы впускать ветерок, удушающая. Я провожу рукой по лбу и поворачиваюсь к Аиду. Зачем он привел нас сюда? Он выглядит круто в черных брюках и черной рубашке на пуговицах. Его руки засунуты в карманы, как будто ему наплевать на весь мир.

— Просто подожди, — говорит Аид.

Я смотрю через плечо на Атласа. Он не выглядит смущенным, но и особых эмоций не проявляет. Он стоит позади меня, прижимаясь грудью к моей спине. Его пальцы сжимают мое бедро, и я почти поддаюсь желанию прижаться к нему. Позволить ему взвалить часть веса на свои плечи.

Снова звенят цепочки, и дверь широко распахивается.

— Давайте, убирайтесь из коридора. — Миссис Шнельман прищелкивает языком, как будто дверь была открыта последние пять минут, а мы еле стоим на ногах.

Женщине не может быть ни на день меньше девяноста лет. Я великодушно скажу, что в ее черных ортопедических туфлях — она ростом пять футов один дюйм. У нее тонкие серебристые волосы, которые она собрала в пучок на макушке. Кожа ее лица тонкая, как бумага, а глаза слегка затуманены катарактой. Она такая хрупкая, что сильный кашель может сломать ей кости.

— Я думаю, произошла ошибка. Мне жаль. — Я снова смотрю на Аида в поисках подтверждения, но он просто